–Это я хорошо понимаю, ваше превосходительство. Но переправляться на другой берег можно только после получения исчерпывающей информации о противнике. Мне же приказано осуществить лобовой удар на Армавир.

–Но сейчас у нас не времени воевать по правилам, полковник. Если мы ослабим натиск, то Таманская группировка красных лишит нас всех преимуществ, которые мы завоевали такой кровью. А Таманская группа уже идет на помощь Сорокину. Это еще 27 тысяч штыков и 3.5 тысячи сабель.

–Вы вчера сорвали наступление, полковник, – сказал Романовский. – А ныне, когда важен каждый час, это настоящее предательство!

–Господин генерал!

–Я называю вещи своими именами, полковник. Нравится вам это или нет. Мы выступили против большевиков и наша цель Москва! Но я не думаю, что мы дойдём до неё, если так станем воевать.

–Если уничтожать войска так, как приказали вы, то мы и до Орла не дойдем, генерал! – парировал Дроздовский.

Деникин понял, что разговор идет не так, как нужно и вмешался в спор:

–Господа! Я прошу вас! Нам нужно думать о победе, а не сориться друг с другом. Михаил Гордеевич! Я лично вас прошу, выполнить боевую задачу. Если кто и сможет это сделать в таких условиях, то это вы.

–Хорошо! Мои офицеры и солдаты выполнят приказ, ваше превосходительство! Разрешите идти?

–Идите, Михаил Гордеевич. Готовьте дивизию к переправе. Я поддержу вас в нужное время!

–Сейчас нужно оказать помощь моим раненным, ваше превосходительство. Я занял под госпиталь здание гимназии. Но тех врачей, что пришли в город не хватает.

–Я уже отдал распоряжение отправить к вам профессора Плоткина и трех его ассистентов. Все они военные хирурги, господин полковник. Ваши раненные в надежных руках!

–Благодарю вас, господин генерал!

***

Екатеринодар.

Тюрьма.

13 сентября, 1918 год.

Петр Лабунский и штабс-капитан Штерн все еще сидели под арестом, когда дивизия Дроздовского с боями заняла Армавир. Сейчас армейской контрразведке было не до разбирательства дела. Тем более что городская тюрьма после отступления красных опустела. По приказу генерала Деникина всех, кто там содержался по политическим мотивам, отпустили на свободу.

Начальником тюрьмы был назначен поручик Иванов-Второй. Тот самый, с которым они вместе сидели в тюрьме ЧК в Ростове. Он выделил офицерам отдельное помещение и часто заходил в гости, помогая им скоротать время и сообщить новости.

Двери камеры отворились, и вошёл поручик.

–Господа! Я принес вам свежие новости с фронта.

С поручиком в камеру вошел солдат и поставил на стол корзинку, накрытую вышитой салфеткой.

–Свободен! – приказал поручик и солдат вышел.

Двери камеры захлопнулись.

–Из тех надзирателей, которые здесь были при красных, – сказал поручик. – Власти меняются, а тюремные надзиратели только меняют знаки на фуражках и гимнастерках.

–А чего удивляться? – спросил Штерн. – Тюрьма она при любой власти нужна. Вот нас и посадили. Должен же здесь кто-то сидеть, раз других выпустили.

Иванов сдернул салфетку с корзины. Внутри была бутылка коньяка, хлеб, колбаса, свежие овощи.

–О! – вскричал Штерн. – Такое великолепие! Откуда!

–Мне доставили свежие овощи сегодня. А колбаса и коньяк из запасов красного командарма товарища Сорокина, которые мы захватили.

Штерн посмотрел на коньяк.

–Шустовский! Довоенный. А товарищ Сорокин имеет вкус! С чего этот пир? Новая победа?

–Налейте коньяк в кружки, штабс-капитан.

–Охотно.