|
- Ничуть не плохо! На сберкнижке есть, понадобятся не скоро. Все геологи покупки делают осенью, по возвращении из экспедиций - многолетняя привычка. С молодости весной - пустой, а из тайги - с мошной. Как же быть? Самое лучшее - приходите сегодня вечером. Чаю выпьем, настоящего, крепкого. В Москве измельчал народ, даже геологи пьют пустяки какие-то вместо чая. Гирину очень нравилась жена Андреева, Екатерина Алексеевна - совершенная противоположность мужу. Крепкий, невысокий, очень живой геолог и крупная, дородная, как боярыня, жена составляли отличную пару. Спокойная, чисто русская красота Екатерины Алексеевны, чуть медлительные, уверенные ее движения, пристальный и проницательный взгляд ее светлых глаз, грудной глубокий голос - Гирин, шутя сам с собой, думал, что он влюбился бы в жену приятеля, не будь она так величественна. Он любил редкие посещения их заставленной книгами квартиры, уют и покой этого приспособленного для работы и отдыха дома. Стремительная, резкая речь Андреева выравнивалась неторопливым, едва заметно окающим говорком жены (родом из древнего Ростова Великого), когда она, с вечно дымящейся папиросой в тонких пальцах, успокаивала и смягчала юмором суровые или грубоватые слова геолога. Всегда мало евший Гирин уходил от четы Андреевых едва дыша - уму непостижимо, когда успевала очень занятая Екатерина Алексеевна (она была известной художницей) готовить столь вкусные яства и в таком невероятном количестве. На этот раз Андрееву не пришлось "подкормить" Гирина - жена была в отъезде, а дочь Рита, студентка, "скакала где-то по чужим дворам", по выражению геолога. Однако темный как смола чай был заварен на славу. - Ну, жду рассказа, - строго сказал Андреев, наливая по второй пиале из опалово-прозрачного фарфора - лишь Андреевы ведали, какой страны и какого века. - Рассказывать пока нечего, - неохотно откликнулся Гирин. - Как так? - вскинулся геолог. - Если мой старый приятель, достигнувший определенных высот в своем врачебном положении, вдруг появляется в Москве, где у него ни кола ни двора, да еще бросается занимать деньги, не нужно быть мудрецом, чтобы понять серьезный поворот судьбы. Ясно как день - поворот этот связан с возвращением в сферы теоретической науки. И утверждаю: после разрыва с женой все еще ходит в холостяках - женатый человек не будет так "очертяголовничать". Он позаботится о твердом окладе, квартирке, перспективах. Что скажете о вашем новом роде занятий? Удалось ли вам организовать... как это, помните, что вы давно хотели, - физиологическую психологию? - Как вы запомнили? Ведь я писал вам об этом десять лет назад. - Запомнил, потому что интересно и еще потому, что писали с чувством обреченности. Я не в насмешку, так запомнилось, не смыслом, а ощущением. А сейчас вы снова приехали, чтобы добиваться уже здесь, в столице? - На этот раз - да! Но обреченности нет, даже странно - почему? Ничего еще не сделал, скорее пока неудача, а уверенность есть. - Я понимаю почему. То, что проницательные люди предчувствовали уже давно, это гигантское восхождение науки, ныне начинают понимать все! - Вы правы! Каждому стало ясно, что наука поможет обеспечить будущее его детей, создаст все нужное для того, чтобы прокормить, одеть и предохранить от болезней всю массу растущего населения. Стало очевидно, что мы должны строить будущее по законам науки, иначе...- Гирин прервал себя выразительным жестом. - Этот гимн науке был бы верен, если бы не было и другой ее стороны - термоядерных бомб, например. Однако и тут ее сила тоже ясна! Но я хотел сказать, что нет наук бесполезных, что существовавшее совсем недавно их деление безнадежно устарело. |
