Денисов-Уральский послал за ключом, открыл витрину, и камни,
подставленные свету на окне, засверкали еще ярче своей странной
металлической игрой.
Под усами художника мелькнула хитрая улыбка. Князь нахмурился и,
глядя в окно, сказал:
- Хорошо, я беру камни. Сейчас. Пусть принесут футляр.
* ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. КОРНИ ГНЕВА *
Глава первая. АННА
Ноги скользили по талому снегу. Гирин ступал по-солдатски - на
всю ступню, раскидывая желтые брызги. Два месяца прошло со времени его
приезда в Москву, и только теперь он может выполнить просьбу друга.
Два месяца, заполненных недоумением, бесконечными вопросами и
хождением "по инстанциям". "Кто вызвал? Зачем вызвал?" - так встречали
его, вопрошая с подозрением, как некоего ловкача, старающегося
пробиться в столицу из "провинции". Не сразу сообразил Гирин, что его
демобилизация и вызов были ловким ходом в какой-то игре, сути которой
он не понимал; узнал лишь, что его кандидатурой, как шахматной пешкой,
заперли ход кому-то, чье возвышение по научной иерархии стало
невыгодным неизвестному, обладавшему достаточной властью, чтобы
оформить приглашение Гирина в Москву.
Гирин не сомневался, что разгадает все, но пока мерзкое двойное
чувство - обмана и самозванства - не покидало его и мешало как следует
отстаивать свои права. "Но отбросим это пока..." Гирин извлек из
кармана потертое письмо - посмертную просьбу друга-скульптора,
погибшего на фронте шестнадцать лет назад. Долго пришлось дожидаться и
просьбе, и самому Гирину, но - военный хирург и начальник госпиталя -
он не мог выбрать время.
Да вот эта улица, за стадионом "Динамо"! Гирин еще раз посмотрел
на план, сделанный четкой рукой художника. Большой серый Дом
художников на Масловке показался суровым. В мастерских нижнего этажа
за пыльными большими окнами двигались люди. Гирин вошел в широкий
подъезд и повернул от лестницы направо в коридор, загроможденный
гипсовыми отливками статуй, бюстов, голов и вовсе бесформенными
кусками гипса с торчащими из них проволоками ржавого каркаса. Они
неприятно напоминали Гирину обломки гипсовых повязок, кучи которых
накоплялись в углу двора его большого госпиталя. В темном коридоре
Гирин подвигался ощупью, извлекая из кармана фонарик. Первая, вторая,
третья дверь... здесь! Но на двери висел продетый в кольца замок.
Пришлось постучаться напротив, туда, где слышался разговор.
Маленький человек в халате, донельзя замызганном гипсом,
вопросительно улыбнулся.
- Не скажете ли, как попасть в мастерскую Пронина? - спросил
Гирин.
Улыбка исчезла с лица маленького человека, а его собеседник -
небритый человек в очках и черном поношенном пальто - нахмурился.
- Пронин, он знаете ли... - забубнил он.
- Знаю все, - перебил Гирин, - мне надо найти его мастерскую.
- Мастерская его занята другим скульптором... мною, - ответил
человек в пальто.
- И давно?
- С пятидесятого года. Уже одиннадцать лет!
- Но как же скульптуры Пронина?
- Что ж поделать, выставили в коридор. Думали, кто возьмет из
родственников, а у него их нет... или не интересуются.
- Вы сами скульптор и так спокойно об этом говорите? Ведь это
варварство!
- Э, бросьте, такими вещами полна жизнь. Куда деваться? Я сам,
когда вернулся, то нашел свое... там! - художник показал в сторону
двора, на котором громоздилось тоже немало обломков скульптур как
памятник творческой борьбе и несбывшимся надеждам.
- Кстати, - продолжал он, - у Пронина почти ничего не было,
только десяток небольших эскизов. |