Я ли не примерная на селе жена,
     Как собака верная, мужу предана!

  Яростная тоска песни невольно заставляла Гирина сжимать кулаки.
Девушка умолкла, низко опустив голову, и паромщики издали дружное
"Уфф!".
  - Да, поет... - неопределенно ухмыльнулся синеглазый гребец. -
Ну-ка, Нюша, давай еще!
  - Дай отдохнуть девке, ишь ты какой, - вступился старый паромщик,
- пусть-ка другие теперь поют. - Глаза его озорно блеснули,
уставившись на Гирина. - Вот тут студент, товарищ будущий доктор...
(Гирин увидел, как Нюша вздрогнула и подняла голову.) Неужели не
сможет показать, как в столице поют?
  - Я не из столицы, из Ленинграда, - поправил старика Гирин, - и
до доктора мне как до неба.
  - Все равно, еще того лучше - первый город, - не смутился
паромщик. - Айда качай, студент!
  Несколько секунд Гирин размышлял, что же спеть своим случайным
попутчикам. И, отвечая внезапному желанию исполнить серьезную вещь,
которая подходила бы к настроению этого вечера на реке, но не была бы
полна такой отчаянной тоски, как "Лучинушка" Нюши, Гирин запел
серенаду Шуберта:

   Песнь моя летит с мольбою тихо в час ночной...

  Он пел, глядя на девушку, и замечал, как становилось строже ее
лицо, а гибкая ладная фигура выпрямлялась, будто в стремлении
подставить себя всю под звуки песни.
  Никогда еще не пел он с таким воодушевлением, протестуя против
дремучей деревенской судьбины, только недавно начавшей поворачиваться
к настоящему свету.
  Чувство неведомо откуда взявшейся силы помогло ему наполнить
торжествующим властным призывом последние слова серенады:

     И на тайное свиданье приходи скорей!
     Приди, приди!..

  - Эй, зазевались, ворочайся, а то придется бечевой подымать! -
прервал молчание недовольный бас старшого. Гребцы начали поспешно
рвать весла, и паром сошел со стрежня в тихий затончик под красными
обрывами крутого берега. Еще несколько минут - и мочальные веревки
были надеты на вбитые в дно колья. Гребцы потащили трапы для съезда
телег.
  - Здоров петь, студент! - крикнул ему синеглазый парень, как
давнему знакомому. - Вот бы вас в пару с Нюшкой-то! Приходи, завсегда
перевезем без копейки, только пой!
  Гирин улыбнулся паромщикам и сунул гривенник в заскорузлую руку
дяди Михаила, заканчивавшего сбор денег.
  - Торопишься, доктор? - проворчал старик. - Тебе, чаю, в
Никольское?
  - В Никольское. А может, у вас там есть кто знакомый? - спросил
Гирин.
  - Тебе чего, на квартиру стать? А сельсовет? - Так мне недели на
две, хочется по сговору у хороших людей.
  - Постой-ка! Нюша! - окликнул он уже спрыгнувшую на берег
девушку-певунью. - Не возьмешь ли студента-то? Изба ведь большая да
пустая!
  Девушка залилась неожиданно темным, жарким румянцем.
  - Да я бы рада... может, маме чего посоветует товарищ доктор...
Только сами знаете, дядя Михаил, чем гостя-то пестовать, хозяйства
нету.
  Гирин не мог подавить в себе желание познакомиться с
привлекательной и какой-то странной девушкой.
  - Ну и что ж, - вмешался он, - разносолы мне ни к чему, а ведь
молока да хлеба достанете? Если не стесню...
  - Чего там, - явно обрадовалась девушка, - если только вам не
покажется... ну, можно и перейти куда.
  - Вот и сговорились, - довольно сказал старшой, как бы торопясь
окончить дело. - Ты, доктор, ежели не торопишься, то посиди, покури со
мной.