Девка из себя особенная,
такая стать нашего брата всегда манит. Чем шкурка красивей, тем
охотники хитрей! Самые что ни на есть мастера по бабьему делу гоняться
начинают. А молодость зеленая да кровь горячая, закружилась голова в
ночку жаркую - и пропала девка, пошла в полюбовницы. Тут уж все, что
перед ней вились да стелились, в зверей оборотятся, рыло свое покажут.
А уж бабье-то, не дай бог, так страмят, ну прямо в гроб загонят безо
всякой жалости! Завидки их, что ль, берут на красоту да на смелость,
не пойму, чего так нещадны, тож ведь молодые. Парень-то, что Нюшку
окрутил, красив как сокол, а душой - змея, подкулачник раскудрявый. Не
только жениться, даже никак от сраму прикрыть не хочет. Болтают на
селе, что проиграл он Нюшку своему приятелю, что теперь она с тем
путается, да не верю я! А бабы остервенелись просто. И живет девка
бедная как в аду за свое доверчивое сердце, за доброту и красоту.
Тьфу!
Старик расстроился и отмолчался на другие вопросы, которые
попытался ему задать Гирин. Отсыпав паромщику полюбившейся ему
махорки, студент взвалил на плечо свой чемодан и зашагал по подсохшей
дороге, поднимаясь наискось на высокий берег.
Из тени обрывов Гирин вышел на простор полей, где тусклый свет
заката прорвался сквозь ровную пелену туч и оживил красноватым отливом
длинные лужицы в дорожных колеях и мокрую, свежевымытую листву мелких,
корявых, как кустики, дубков. Большая белая церковь с граненым,
недавно подкрашенным куполом тяжело осела на вершине холма, вдоль
подножия которого протянулось село. Большие избы с высокими крытыми
крылечками, несколько железных крыш и каменные амбары
свидетельствовали о крепкой жизни местных хозяев, а выкрашенная в
синий цвет большая лавка на каменной подклети надменно выпятилась из
общего порядка домов, недалеко от церковной площади. Гирин сразу
увидел дом Анны, она точно описала его. Давно не крашенный, серый, как
большинство старых деревянных строений, дом тем не менее носил следы
хорошей хозяйской руки. Резные наличники рам, резное, с фантазией,
крыльцо с крепкой дверью, открывающейся не прямо в сени, а в длинную
крытую галерею вдоль двора, - погибший отец Анны строил хорошо и
красиво. Но хотя с его смерти прошло не так много лет, крыша уже
подалась, ворота покривились и забор жалобился плохо пригнанными
случайными кусками досок и жердей. Гирин оскреб грязные сапоги,
постучался и тотчас же услышал быстрый топоток босых ног. По тому, как
широко распахнулась дверь и как просияло грустное лицо девушки, Гирин
понял, что явился желанным гостем, и тут же обещал себе помочь ей как
сумеет.
- Только-только успела прибраться, - слегка задыхаясь, сказала
Анна и открыла дверь в довольно большую горницу, с широкой деревянной
кроватью в ближнем углу, с чистым некрашеным столом и лавками.
Всю правую стену заклеивали плакаты из "Окон РОСТА" и агитплакаты
гражданской войны: суровые красноармейцы, могучие рабочие с огромными
молотами, толстопузые буржуи во фраках и блестящих цилиндрах, кулаки,
попы.
- Тихо у нас тут, - как бы извиняясь, сказала девушка.
- И очень хорошо, мне ведь заниматься надо! - сказал Гирин, ставя
с решительным видом чемодан на лавку.
- Пойдемте, покажу, где что, - по-прежнему застенчиво и негромко
позвала Анна.
Они вышли в задние сени, где Гирина ждал большой, доверху полный
глиняный рукомойник.
- Сюда вот, - Анна открыла разбухшую дверь в просторную кухню с
русской печкой. - Мама здесь помещается, а я - налево, в запечной
комнатке.
Гирин сразу почувствовал тяжелый запах помещения, в котором
находится долго не встающий больной. |