Каждое утро, приходя в кабинет, он искал, не случилось ли чего, что имело бы отношение к делу Пьетрапьяна. И каждое утро его ждало разочарование. Тогда он вызывал Кастелле и задавал ему уже ставший традиционным вопрос:

— По-прежнему ничего?

Кастелле смущенно кивал. Он чувствовал себя униженным. А комиссар желчно продолжал:

— И вы полагаете, что мне этого достаточно?

— Патрон, вы прекрасно знаете, что я делаю все, что в моих силах.

— Видимо, этого мало!

— Почему бы вам в таком случае не поручить расследование кому-нибудь другому?

— Я не прошу у вас советов! Я сам знаю, что мне делать! Продолжайте искать! Кто-нибудь из банды обязательно проговорится, и тогда мы займемся ими всерьез.

— Они боятся, патрон. Они догадываются, что мы захотим отомстить за своего товарища, но не знают, как далеко мы можем зайти ради этого. Пока они не будут совершенно уверены в том, что свидетелей нет, они будут очень осторожны. Единственный, кто может расколоться, это по-моему Юбер… Но его нужно сильно напугать…

— Если бы Базилия призналась… К сожалению, эти упрямцы из Корта уж ежели вобьют себе что-нибудь в голову…

— И ведь Базилия не дура! Как она не понимает, что для бандитов количество жертв не имеет никакого значения! Убьют они 3 или 4 Пьетрапьяна, суд все равно приговорит их к высшей мере. Только ее молчание спасает их, а она этого понять не хочет! И они любыми средствами заставят ее молчать! Старуха, видите ли, не доверяет полиции! Мадам Пьетрапьяна полагает, что у нас еще средневековье. Она сама хочет отомстить за своих. По какому праву она ставит себя выше закона? Я клянусь тебе, если она нарушит закон, я посажу ее за решетку!

— А дети?

Анжелина понимала, что ей лучше бы помолчать, но это было выше ее сил. Сервион вскипал еще сильнее.

— И ты тоже?! Дети? Дети пойдут в приют!

— И тебе не будет стыдно?

— Ну, конечно! Базилию ты оправдываешь, а меня осуждаешь! Тебе наплевать на закон, на право! Впрочем, что тут удивляться? В твоей семье столько людей ушло в маки, что ты конечно же на их стороне!

Анжелина вспыхнула.

— И ты еще смеешь говорить о моей семье?! А ты забыл отца своего дяди Леонардо? На его совести два жандарма…

— Я запрещаю тебе говорить о моей семье!

— Но ты же говоришь о моей!

— Это разные вещи!

— Это почему же?

— Не твое дело!

Продемонстрировав таким образом пример убедительной логики, комиссар выскочил, хлопнул дверью и закрылся в своем кабинете, а жена осталась, роняя слезы в тарелку.

— Ты? Ты что, не знаешь, что я не люблю, когда приходят без приглашения?

— Знаю, патрон. Но я решил поделиться с вами некоторыми соображениями, причем как можно скорее.

— Что-то важное?

— Думаю, да.

— Ладно. Я слушаю тебя.

Привыкнув не вмешиваться в дела мужа, пока он сам не попросит, Жозетта вышла.

— Патрон, я уверен, что рано или поздно нас всех накроют.

— Да?

— Послушайте, патрон… Фред и его приятели…

— А тебе они разве не приятели?

— Нет. Они слишком глупы… Работать самостоятельно — пожалуйста, а с ними — никогда! Работать с ними — это значит в очень скором времени попасть на пожизненную каторгу.