Габсбурги с тысячелетней историей своего рода свято чтили право первородного наследования — император предоставлял приют будущему правителю России.
С Ефросиньей и небольшой свитой доверенных лиц, инкогнито, сначала под именем московского подполковника Коханского, потом — польского кавалера Кременецкого, не жалея сменных лошадей, царевич мчался подальше от страшного родителя, к свободе.
В Либаве Алексей встретил тетку царевну Марию Алексеевну и посвятил ее в свои планы. Царевна была нерасположена к Петру из-за расправы с сестрами и второй позорной женитьбы, но запугана представлением о его всемогуществе. «Тебя везде разыщут!», — в отчаянии предрекала она. На слабые возражения Алексея, что ярость Петра, возможно, сдержит Екатерина, царевна отвечала, что у царицы нет никаких причин желать ему добра.
Царевич и сам прекрасно понимал первопричину притеснений со стороны отца. «Отец ко мне был добр, но с тех пор, как пошли у жены моей дети, все сделалось хуже, особенно когда явилась царица и сама родила сына. Она и Меншиков постоянно вооружали против меня отца; оба они исполнены злости, не знают ни Бога, ни совести, — рассказывал он в Вене, — хотят меня погубить, меня и бедных детей моих хотят лишить престола».
Петр, как только узнал о бегстве царевича, дал своему эмиссару Аврааму Веселовскому, находящемуся в Австрии, поручение тайно выведать «сына нашего пребывание». В течение двух месяцев Веселовский тщетно разыскивал следы беглого царевича; наконец, ему удалось узнать, что тот находится в тирольском замке Эренберг.
Царь тут же направил письмо Карлу VI с требованием отправить сына в Россию, «чтобы можно было наказать его по-отечески для его же блага».
Не моргнув глазом, император ответил, что ему неизвестно о пребывании кронпринца Алексея на территории его империи.
Петр не привык уступать. Он направил в Австрию своего бывшего денщика Румянцева, которого вскоре увидели вблизи крепости. Пошли слухи, что царевича собираются отбить силой. Карл, обеспокоенный бесцеремонным самоуправством русских на его землях, решил перевести царевича в Неаполь, недавно ставший по Утрехтскому договору собственностью императорского дома.
Перед отъездом Алексею было предписано рассчитать всех своих слуг из-за их беспрерывного пьянства. Однако он настоял на сохранении при нем Ефросиньи как любовницы, необходимой для здоровья. В Неаполе Ефросинья сыграла решающую и неприглядную роль в судьбе царевича.
До крайности раздраженный сопротивлением Карла, Петр направил в Вену опытного дипломата Петра Толстого, которому было велено заявить императору, что царю все известно, и разрешено исподволь пригрозить «цезарцам» вторжением. Имея в своем распоряжении армию, находившуюся в Польше, Россия казалась вполне способной осуществить угрозы, сквозившие в высокомерных речах ее агентов.
Надо признать, что Карл VI искренне старался спасти царевича. Он обратился к английскому королю Георгу, надеясь найти в нем сочувствие к преследуемому принцу. Пока же он разрешил русским дипломатам свидание с Алексеем.
Толстой привез царевичу письмо Петра, в котором тот горько сетовал на неблагодарность сына, но в то же время обещал ему свою милость, если он добровольно вернется в Россию. В противном случае он объявит войну императору и захватит сына как военнопленного. Алексей ответил решительным отказом. Он верил, что австрийский двор не отступится от своего покровительства, даже в случае начала военных действий.
Хитроумный Толстой превзошел себя. Он настаивал, грозил, уговаривал, показывал фальшивые письма о якобы готовящемся ударе русской армии на имперские земли. Алексей оставался непоколебимым.
Толстой решил прибегнуть к самому действенному средству, исключительно хорошо зарекомендовавшему себя в России: подкупу. Австрийские должностные лица оказались весьма восприимчивыми к «доводам» русского дипломата и «по секрету» намекнули царевичу, что император больше не склонен оказывать ему поддержку. |