То, что произошло между нами — тоже обряд, понимаешь? — упрямится Кэт. Сатанинские обряды непристойны — и разве я в этом виновата? Да, хозяин палат из грязи забрал мою душу, Тайгерм ее выкупил, оставив мое тело мне. Он ничего не сделал, чтобы спасти меня от виселицы, от пиратской участи. А за тебя он дрался с Уриилом. Я видела, как они сшиблись на границе света и тьмы, как ангел прощенный полосовал падшего собрата огненным мечом, как плоть расходилась под ударами, кровь вскипала и запекалась в ранах, а Денница только повторял: не отдам, не отдам. И шел вперед, под удары. Цапфуэль отступил, поняв: не отдаст. Умрет, если придется, за тебя, Катерина.

Почему он мне ничего не рассказывает? — сетует Катя, позабыв ненадолго про борьбу за власть, за единоличное владение собственным разумом и отцом своего ребенка.

Не может, вздыхает Кэт. Мужчины народ гордый, но стеснительный, мыслящий, но тупой. Я расскажу, как дело было. Если хочешь. Хочешь?

Что уж теперь, отмахивается Катерина. Все и так ясно: Люцифер на многое пошел, чтоб мы были вместе — и все-таки солгал мне. Сказал, детей не будет. Сказал, антихрист ему не нужен. Но его малявка, которой всего несколько часов от роду, меняет мое тело и ум, и чувствую я: Тайгерм лжет. И кому? Мне! Матери этого чертова ублюдка, то есть прости, маленький, моего дорогого сыночка…

Кэт смеется. Ехидно, по-девчачьи, с интонацией «А что я зна-аю…».

Ну давай уже, говори, сетует Катя. Еще резину тянуть будешь, Пута Саграда хренова.

Ему не нужен антихрист, потому что у него уже есть один.

Опять соврал, злится Катерина, прямо вспыхивает от злости. Говорил, никому детей не делал, а выходит, что делал. И кто он, этот старшенький папенькин сынок?

Не «этот», а «эта», поправляет пиратка. И не сынок, а жена. Вернее, Священная Шлюха.

Прежняя, что ли? — осторожно интересуется Катя.

Нынешняя! — Кэт только что не язык показывает. Ты!

Глава 4

Аколит и его дьявол

— Не болтай, Кэти, — смеется Тайгерм. — Оставь мне хоть немного грязных тайн, я все-таки князь тьмы. Ну все, вот мы и пришли. Здесь твои покои, Саграда, твой персональный рай в аду, как антихристам и положено.

Двери отворяются, будто в кино, в реальной жизни Катерина никогда такого не видела: огромные, неподъемные на вид створки одновременно подаются внутрь, раскрываются, величаво, приглашающе — и Катя, словно зачарованная, выскальзывает из объятий Денницы, идет вперед, пытаясь не думать о том, какие опасности таит персональный рай в аду. В мозгу тем временем проносятся десятки интерьеров, нелепо-помпезных и до чертиков неуютных. Только в таких номерах-люкс, если верить глянцу и кино, полагается жить сильным мира сего. В номерах-люкс они и умирают — от наркоты, блядок и руки киллера.

Как всегда, преисподняя щедра на сюрпризы: за дверью открывается простая, удобная комната. Потолок в углах скошен — видимо, персональный Катин рай помещается в мансарде. За окном что-то цветет, воркует, переливается, запах мандариновых и лимонных деревьев плывет в комнату, густой, маслянистый, неотвязный. На кровати лежит пестрое сатиновое покрывало, на покрывале раскрытая книга и блюдце с надкусанным эклером.