– Он сын того самого Либермана, который финансирует программу борьбы с организованной преступностью. Если ты положишь на одну чашу весов проделки сынка, а на другую – «Мерседесы», вертолеты, бронежилеты, оружие, видео‑, радиоаппаратуру, оргтехнику и компьютеры в оперативных центрах и нашей академии и многое другое, что закупается на деньги его предприятий и банков, то даже с завязанными, как у Фемиды, глазами почувствуешь, что вторая чаша перевешивает первую. Ты, Сан Саныч, Старый Опер, то есть старший оперуполномоченный МУРа, а не участковый инспектор, думать должен!

Тогда Каменев подумал и решил, что заявление он напишет у себя, но не простое, а ультимативное: либо он уходит из МУРа к чертовой матери, либо Либерман‑младший будет сидеть – долго, прочно, на хорошо привинченном к полу табурете.

Как доподлинно известно, после Крещения Иисус ушел в пустыню и был подвергнут диаволом искушению, подобно тому, как подвергался искушению неверующий Каменев два тысячелетия спустя. Последнему предлагалась должность начальника отдела, директора службы безопасности международного концерна, «Мерседес» вместо «Волги» и повышение оклада вместо принципов, но Каменев, подобно Христу, искушению не поддался, и через сорок дней Россия предпочла ему Либермана.

Ни уголовникам всех мастей, ни милиции, ни народу в целом такое решение не понравилось, но оно исходило из Министерства внутренних дел, а народу вмешиваться во внутренние дела не полагается.

До самого Восьмого марта Сан Саныч ел сыр, курил «Мальборо» и пил водку «Черная смерть», пытаясь таким образом порвать со старыми привязанностями, напоминавшими ему о некогда любимой, а теперь ненавистной работе. По выходным они с Лелей ходили к Илларионовым на пельмени и даже побывали в Большом на балете, которого Каменев в принципе не воспринимал, но соглашался посещать изредка театральные зрелища в основном из‑за буфета в антракте и все того же намерения изменить жизнь – пусть не в лучшую, но прямо противоположную сторону.

– Слышь, Саныч, – завел издалека разговор старый друг Каменева Женька Столетник, пока жены накрывали на стол, – мне уехать надо…

– То есть как это? А водку я с бабами буду пить?!

– …Во Францию. Звонил Кристиан, он собирает директоров штаб‑квартир и хочет предложить пару выгодных дел по линии Интерпола. Во всяком случае, познакомить с коллегами из Европейской ассоциации детективов. Пора выходить на планетарный уровень.

Женька теперь носил костюм и галстук – на хромой кобыле не подъедешь. Он создал детективное агентство «Шериф», считался одним из самых дорогих детективов, ездил в «Рено», но все это было заработано честно, оплачено двумя ножевыми ранениями и одним огнестрельным, подкреплено дипломом о высшем юридическом образовании, доскональным знанием криминогенной ситуации и надежно прикрыто верными друзьями, к которым относился и Каменев.

– Ну и поезжай себе, – пожал Старый Опер плечами. – Шерифа я заберу. Цветы Леля будет поливать.

Столетник засмеялся:

– Шерифа я оставлю у Таньки, цветы польет соседка. А контору надо укрепить, Саныч. Работы не так чтоб уж слишком много, но Викентию одному не продержаться, к тому же Валерия едет со мной, Валя Александров в санатории, Нежин с Арнольдовым уходить из «Альтернативы» пока не решаются.

Каменев жалости к себе не терпел, в другое время послал бы этого частного детектива ко всем святым – тоже мне, «юрист заочно необразованный», будет еще мне работу предлагать!

– А я тебе не предлагаю работу, – точно угадал Женька ход его мыслей, – я помочь прошу. Через месяц я вернусь – и можешь себе отваливать на все четыре. Только цену не сбивай – шестьдесят баксов в час, и ни центом меньше.