Надо сказать, что у него на той же самой Иранской войне погибла возлюбленная, ликеида, она была штурманом на «Аквиле». И вот он меня выслушал и сказал:
— Знаешь, когда Патриции не стало, я долго тоже не хотел жить… а потом понял, что жить можно и с болью. И даже быть счастливым… ведь я продолжаю то же, что делали мы с Патрицией вместе.
— Но я не о том… Ты-то был не виноват в гибели Патриции. Ведь это все моя вина, понимаешь? Я такой подлец… я просто не имею права жить.
Друг кивнул. Он был уверен в себе и знал ответы на все вопросы.
— С чувством собственной вины особенно трудно примириться. Но ты должен это сделать… знаю, что трудно. Но сейчас ты думаешь только о себе. Ты должен перешагнуть через это и жить дальше ради нашего общего дела…
— Какого дела? — спросил я.
— Ну как — какого? Ликейского… защищать и просветлять человечество.
Я опешил. Я жить-то не мог… какое там — просветлять кого-то.
— Как я могу просветлять человечество, если я сам подлец? Чему я могу учить людей, куда их вести? И как вообще просветлять людей, может, ты знаешь? До сих пор это, по-моему, никому не удается… Большинство людей какими были, такими и остались.
— Ну как просветлять… конечно, мы люди обычные. Просто помогать своим ближним и выполнять свою работу.
— Но как раз это я и не могу… ты же видишь, как я отнесся к своему ближнему.
— Но Алекс… это же очень хорошо, что ты это осознал и понял. Теперь ты будешь поступать иначе.
Он это сказал очень самодовольным, менторским тоном. Уж он-то никогда не поступал так плохо, так ужасно, как я. И это, конечно, меня задело. Когда он ушел, я подумал о его жизни… его родители тоже были не-ликеидами, и мать жила сейчас одна, больная, в доме престарелых в Польше, и некому было даже ее навестить — он мог делать это от силы раз в год. Понятно, что он не мог бы взять ее к себе — как бы он тогда учился в школе астронавтов. Ему это даже в голову не приходило. Понятно… но с чего это покорение космоса важнее душевного состояния его матери? И ведь он даже не думал об этом, даже не замечал, что совершает подлость.
Тут я подумал, что я все-таки лучше его, ведь я осознал и понял… вот ведь какой я хороший! Так страдаю из-за смерти какой-то не-ликеиды, не каждый бы так стал…
Нет, Алекс, сказал я себе. Так нельзя. Это уже не только твоя ошибка, твое бессердечие… что-то неправильно в самой основе, в самой идее того, во что ты веришь. Иначе такого бы не произошло. Иначе мой друг бы ужаснулся, а не призывал меня все забыть и заняться Делом. Да и все остальные…
С этого дня у меня начался некий пересмотр ценностей. В принципе, судить других нехорошо, что мне за дело до их грехов. И собственно, в первую очередь я и думал о себе.
Я вспомнил то переживание, которое было у меня в детстве на Пискаревском кладбище. Почему я забыл его? Почему я смог его забыть? Да потому что меня делали ликеидом, упорно делали. И я был вполне к этому пригоден.
Что такое ликеид? Это сильный в первую очередь человек, воин, который живет ради других, ради идеи и долга, всесторонне развитая личность, обогащенная знанием мировой культуры, общением с природой, мощной духовностью…
Заведомо известно, что все ликеидами быть не могут. Во-первых, не у всех соответствующие способности. Во-вторых, и это самое главное — у большинства людей, как ни крути, просто нет достаточного желания, чтобы стать таким — безупречным и сильным. Нет воли…
Казалось бы, все ясно и просто. Но почему став таким — сильным и всесторонне развитым — я не смог просто обратить внимание на девушку, которая ждала меня, преданно любила столько лет… хоть раз узнать ее желания, ее надежды. |