— Что, не спится? — спросила женщина тихо.

— Нет, — ответила Джейн, — А вы…

— А я как беременная, так вечно спать не могу, — сообщила Нелли. Джейн невольно покосилась на ее живот — беременность еще не была видна… месяца четыре, не больше. Впрочем, рыхлый, крупный живот хозяйки мог скрывать и довольно взрослый плод.

— Это у вас уже восьмой ребенок будет? — поинтересовалась Джейн.

— Одиннадцатый, — сказала Нелли, — было десять у нас, да трое задохнулись дифтеритом этой весной… и младшенький, трехмесячный… уж как я его-то любила. Да не вышел…

Дифтерит… Джейн поежилась. Слово-то какое экзотическое. От него уже лет сто как прививать перестали.

А здесь — средневековье… и чума бывает, и холера. Целые деревни вымирают. Конечно, цивилизованному миру инфекции уже не страшны, даже если кто-то и занесет. Но кому придет в голову лечить маргиналов?

— Скажите, Нелли, — Джейн помолчала, — А вы своего мужа любили, ну в молодости, когда замуж выходили?

Нелли удивленно глянула на нее, в сумраке блеснули белки глаз.

— В молодости-то… да не знаю, сосватал — пошла. Молодая была, пятнадцать лет, чего там. А сейчас-то люблю, хороший он, Гоша… надежный. Таких, как он, поискать.

— А я люблю Алексея, — вдруг сказала Джейн, опустив голову. Так нестерпимо захотелось сказать это хоть кому-то, — Я его люблю, а он уже… у него невеста, он жениться будет.

— Ну и не переживай, — спокойно ответила женщина, — Все образуется. Другого найдешь. Ты красивая, не бойся, одна не останешься.

— А я не хочу другого, — сказала Джейн, и слезы потекли по ее щекам.

— Ну? — Нелли погладила ее по руке шершавой от мозолей ладонью, — Что глупости говорить? Ведь не молоденькая девка уже… двадцать четыре. У меня уж в этом возрасте четверо детей было. Не плачь, — женщина ласково уговаривала ее, — Все пройдет… перемелется — мука будет. Другого полюбишь.

И хотя слова Нелли нисколько не утешали и не радовали, отчего-то острая боль уходила из сердца Джейн. Она всхлипнула, опустив голову, и сама уже почувствовала, что хочет спать.

Спал весь поселок маргиналов, спала зимняя тайга вокруг, и снежные горы, и голубые, в таинственной дымке хребты вдалеке. И небо светлело над маленьким, затерянным в горах, никому не известным поселком, и за ближайшим хребтом над острыми зигзагами еловых верхушек уже окрасилось первыми розовыми лучами. И там, где-то далеко еще, в сумрачном непрозрачном небе стрекотал, торопился к цели вертолет спасателей.

Эпилог

15 января, 22.. г. Санкт-Петербург.

Дорогая Элина!

Простите, что обращаюсь к Вам… Боюсь, больше мне не к кому обратиться.

Вы назовете меня сумасшедшей, и будете правы. Вы можете считать меня кем угодно, но умоляю Вас об одном — помогите мне.

Я даже не знаю, почему я решилась писать именно Вам. Когда-то Алексей рассказывал мне о своей жизни, и заметил между прочим, что в определенный момент, когда он решился на необычный для своего окружения поступок, ему пришлось ощутить одиночество, полное равнодушие окружающих. Только теперь я смогла понять его… Ведь я в своей наивности полагала, что окружена друзьями, любящими меня. Но это далеко не так. И теперь я даже понимаю, почему. Равнодушие заложено в самой нашей природе, в нашей ликейской вере. Но я не об этом…

Я решилась писать Вам потому, что Вы показались мне необычным человеком, не таким, как другие.