Я многое видел и многое понял из того, что видел.

     В рожденной этим усталости есть некая отрада,

     Потому что голова на что-нибудь в конце концов

     годится.

     Все любовные письма

     Смешны.

     Не были бы любовными, если бы не были

     Смешны.

     Я тоже писал в свое время любовные письма,

     И они были, как и все другие,

     Смешны.

     Любовные письма, если любишь,

     Должны быть

     Смешны.

     Однако, в сущности,

     Только люди,

     Никогда не писавшие любовных писем,

     В самом деле

     Смешны.

     Разве они бы ответили на мои письма

     В те времена, когда я их еще писал,

     Письмами, которые были бы тоже

     Смешны?

     Говоря по правде, сегодня

     Как вспомню,

     Мои любовные письма

     Были смешны.

     (Все чрезвычайные слова,

     Как и все чрезвычайные чувства,

     Само собой разумеется,

     Смешны.)

     Здесь, на верхней палубе, в кресле,

     смежил я ресницы,

     и судьба моя вмиг предо мною предстала -

     как катастрофа.

     Мое будущее и прошлое перемешались.

     Это происходило в курительном салоне,

     среди его шума,

     в котором по временам различал я звуки

     шахматной партии, близившейся к финалу.

     Ах, как плавно

     покачиваюсь я над волнами!

     Ах, до чего же славно

     меня убаюкивает эта удобная мысль,

     что сегодня еще не завтра.

     Что, по крайне мере, в этот момент

     ни за что я не отвечаю

     и не личностью здесь себя ощущаю, а чем-то

     вроде книги, которую оставила в кресле шведка.

     Ах, я весь погружаюсь

     в свое, несомненно несколько сонное, воображенье,

     почти безмятежное в своем беспокойстве,

     временами похожее на ребенка,

     которым я был когда-то,

     когда я играл в саду и не знал ни алгебры

     и ни прочих

     предметов с иксами и игреками, означавшими чувства.

     Ах, весь я тоскую

     по тем временам, не оставившим даже заметного следа

     в моей жизни дальнейшей.