Арабес поморщился.

«Увы, даже черная магия не всесильна», – ответил он. – «Как и то, первое колечко, поймавшее тебя, оно должно быть надето добровольно».

«Это хорошо», – сказала Клементина. – «Я никогда его не надену. Теперь уйди, я не хочу тебя видеть».

Он разозлился.

«Не тебе командовать мною, птичка! Я уйду, но только потому, что у меня еще есть дела. Потом вернусь, и ты будешь видеть меня достаточно часто, чтобы привыкнуть и полюбить. Я – твоя судьба, и в конце концов ты это поймешь!»

«Не думаю», – сказала Клементина и закрыла глаза.

Такой простой способ не видеть его – без всякой магии…

Она не знала, сколько дней и ночей провела в той клетке. Казалось, вечность.

Арабес и вправду приходил часто, донимал ее монологами, которых она не слушала. Потому что сразу, едва он появлялся, закрывала глаза и начинала вспоминать дом, родителей, любимые книги. Придумывать новые вышивки…

Он то хихикал, издеваясь над ней, то злился. Орал и топал ногами. Но в клетку не входил. И не предлагал ей – после первого раза, когда она выбросила принесенный им поднос с яствами, – ни еды, ни питья. Она ничего и не просила. Теперь она была очень осторожна. Угрозу таило все, чего касалась его рука. И лучше было истаять от голода и жажды, чем подчиниться ему…

Однажды он пришел не один.

«Смотри, какую птичку я изловил!» – услышала она его хвастливый голос еще издалека и сразу же закрыла глаза. – «Хороша, правда?»

Спутник его не ответил.

Взглянуть на него Клементину заставило не только любопытство. Кроме Арабеса, возле ее тюрьмы не появлялся никто, кого она могла бы попросить о помощи. Не выпустить из клетки, конечно, но хотя бы сообщить отцу и матери, которые давно уже должны ее искать, где она находится. Иначе спасения не жди…

Арабес успел подвести своего гостя к самой клетке, поэтому взглядами они встретились мгновенно. Глаза в глаза. И влюбилась она, должно быть, в то же самое мгновение, потому что забыла, зачем их открывала.

Два солнечных озерца на смуглом лице. Бездонных и затягивающих. В них можно было смотреть вечность. Даже находясь в клетке.

Она и смотрела.

Потом, позднее, он признался, что полюбил ее тоже с первого взгляда. А тогда, через головокружительную и прискорбно короткую вечность, он повернулся к Арабесу и сказал:

– Отпусти ее.

– Ты спятил? – возмутился тот. – Знаешь, какого труда мне стоило…

Не дав ему закончить, Идали – а это был, конечно, он – одной рукой взял Арабеса за горло.

– Отпусти, – повторил, легко приподняв его над полом. – Это не птица, а мыслящее и чувствующее существо. Я же не стал бы держать в клетке даже дикого зверя. Ключ!..

Арабес, мелко перебирая по полу носками башмаков, прохрипел:

– Не дам!

– Что ж, – сказал Идали сквозь зубы, – боюсь, при дальнейшем нашем разговоре прекрасной даме присутствовать ни к чему.

И стремительно увлек Арабеса к выходу, не оглянувшись на Клементину.

Вернулся он так же скоро – с ключом.

Молча отпер клетку, подал девушке руку и помог выйти. Молча сделал пасс, и одной из стен в том проклятом зале не стало.

– Ты свободна, – сказал он. – Помочь тебе добраться до дому?

– Что ты с ним сделал? – спросила она.

– Ничего, – ответил он таким тоном, что она поняла – больше участью Арабеса ей интересоваться не стоит.