Хотя никакого экрана здесь, в комнате, конечно, не было, и яркие, живые картины с двигающимися и разговаривающими людьми, со всеми красками, звуками и даже, кажется, запахами иных миров, возникали просто в воздухе перед глазами. А может, внутри сознания на самом деле – в таинственных пространствах, где рождаются сны…
И первой из этих живых картин было родовое гнездо волшебной девы – чудесный дом, похожий на сказочный замок, окруженный садом неземной красоты, в котором светилось все растущее, от крохотной травинки до вековых деревьев.
Второй стала ее девичья комнатка – светлая, прелестная, увешанная вышивками, заставленная куклами, книгами и цветами. Потом явилась и сама Клементина – тех времен, юная, беспечная, похожая на порхающую золотистую искорку, в сиянии улыбки, глаз, в шелесте легчайших шелковых платьев…
Где и когда ее впервые увидел маг по имени Арабес, Клементина не знала. Возможно, у кого-то в гостях. Но в ее спокойную, гармоничную, как прекрасная мелодия, жизнь он вошел с того дня фальшивой нотой. Раздражающим диссонансом.
Он ей не нравился – и Катти с Пиви не понравился тоже – своей суетливостью, голодным взглядом, жадными руками, что так и тянулись к ней, норовя дотронуться хотя бы до края платья, хотя внешне он был довольно привлекателен. И антипатии своей к нему Клементина почти не скрывала. Но ему было все равно.
Арабес взялся ухаживать за ней и делал это с упорством человека, который привык получать все, что захотел. Он оказывался везде, куда бы она ни шла, осыпал ее комплиментами, пытался делать подарки, которых она не принимала. Прокрадывался в сад, окружавший замок, внезапно являлся перед ней с букетами, ночами пел серенады под окном – пока она не пожаловалась отцу и тот, посмеиваясь, не поставил на садовую ограду дополнительную защиту.
Через каждые несколько дней Арабес звал Клементину замуж. Отказы принимал за кокетство. И утомил ее всего за месяц так, что она уже всерьез подумывала сменить обличье. Сделаться, к примеру, пожилой троллихой или кикиморой…
Как вдруг однажды он пришел проститься – так он сказал. Понял будто бы, наконец, что его не любят и не полюбят никогда, хоть умри, и потому решил уехать в далекие края. Навсегда.
Услышав это, Клементина испытала такое облегчение, что забыла об осторожности. О вековой мудрости, гласящей: «Не верь врагу, приходящему с дарами»… И когда он протянул ей очередной подарок, последний, на память – так он сказал, – простое и скромное колечко, недорогое с виду, но миленькое, она его приняла.
«Надень», – смиренно попросил Арабес. – «Утешь меня хоть этим…»
И она надела.
А дальше была тьма. Мгновенная и безболезненная, как обморок.
И когда эта тьма рассеялась, так же быстро и безболезненно, Клементина обнаружила себя… в клетке.
Большой, размером с комнату, и обставленной, как комната, изящно и богато, клетке.
С прутьями из зачарованного серебра.
Что означало – никакое магическое искусство не спасет ее и не поможет оттуда выбраться.
Арабес стоял снаружи – клетка была установлена посреди огромного пустого зала – и лучился самодовольством.
«Попалась, птичка», – сказал он весело. – «Признаюсь, даже от тебя, прекраснодушной девы-асильфи, я не ждал подобной доверчивости! Теперь же… эту клетку ты покинешь только моей женой. Когда наденешь другое кольцо – вот это», – и показал черный ободок. – «Не скрою, оно подчинит тебя моей воле. Но это лучше, чем век томиться в плену. Вернее, вечность – в твоем случае, ведь ты бессмертна!»
«Я не стану твоей женой, покуда моя воля при мне», – сказала Клементина. – «Глупец, тебе следовало надеть на меня свое кольцо раньше, когда я была еще в беспамятстве. |