В сиянии этом Клементина обрела воистину ангельское обличье. Все земное, хрупкое, человеческое в ней исчезло без следа, и перед смертными предстало живое воплощение бессмертной, неземной, исполненной благородного величия силы. Воплощение самой любви, способной превращать бесплодные пустыни в цветущие райские сады – улыбкой, взглядом, мановеньем руки…

И воплощение это, совсем по-человечески всплеснув руками, и тоже не видя больше никого вокруг, бросилось навстречу любимому и…

Порыв Клементины пресекла иная, невидимая сила.

Она как будто налетела на каменную стену. Застыла на мгновение с раскинутыми руками – сияние вокруг нее разом угасло, – и начала падать, но кто-то удержал ее от падения.

Кто-то, тоже шагнувший в комнату ниоткуда.

И кого Катти узнала сразу. Поскольку видела все в тех же живых картинах – круглое лицо, кудрявая бородка, черные глаза, пухлые губы, золотые кольца в ушах…

Арабес!

Значит, Идали все-таки не убил его тогда – мелькнула у нее единственная мысль. А дальше сделалось совсем не до мыслей.

– Та-та-та, – глумливо сказал нежданный пришелец Клементине, придерживая ее за локоть. – Не спеши, птичка, расшибешься.

Идали, рванувшегося к ним, остановила та же стена – которая отделила Арабеса с Клементиной от всех остальных, кто еще был в комнате.

– И ты отдохни, – с ухмылкой посоветовал ему Арабес. – Устал, поди, пока добирался-то? По бездорожью-то?

– Что это значит? – прорычал Идали, ударив в невидимую стену кулаком.

– Как что? – притворно удивился Арабес. – Исполнение условий договора, только и всего!

– Каких еще условий?

– Забыл? Бедненький, – прицокнул языком Арабес. – Память тоже пострадала? Что ж, напоминаю!

В свободной руке у него откуда ни возьмись появился свиток и развернулся сам собой, явив взгляду присутствующих огненно-алую вязь букв на желтоватом пергаменте. И Арабес громко и с выражением прочел:

– «Буде я нарушу эту клятву, откажусь от служения тебе, в чем-либо ином обману доверие или ожидания своего господина, да отнимутся у меня все дары твои, все полученные от тебя силы и знания…»

Остановился, с издевкой посмотрел на Идали.

– Вспомнил?

– Все уже отнято, – сквозь зубы ответил тот. – Что тебе нужно еще?

– Исполнить то, о чем ты не знал, похоже? – предположил Арабес. – И даже, может быть, не догадывался? Эта дева, – он легонько тряхнул за локоть Клементину, – принадлежит к числу даров нашего с тобой господина. И ныне он забирает свой дар!

В глазах Идали застыли непонимание и ужас.

– Опять не дошло? Ты думал, ваша встреча с ней была прекрасной случайностью? Ну-ну… Ведь он прислал тебя тогда ко мне неспроста. И похитил я ее по его приказу – для тебя, голубчик мой, для тебя!.. Думаешь, ты и вправду получил бы ее так легко, если бы она была нужна мне самому? Я бы вправду так испугался твоих угроз, что отдал бы тебе ключ и безропотно смотрел, как ты ее уводишь? Как же, как же! Я служу Феррусу подольше тебя, и сил у меня больше, не мешало бы тебе помнить об этом. Так что… она была щедрым даром тебе от господина, каковой я благополучно и забираю. И хватит мне уже болтать тут с тобой. Прощай!

На слове «прощай» дверь кабинета, находившегося по одну с ним сторону от невидимой стены, прямо у него за спиной, открылась, и оттуда выглянул Раскель.