— Тока? Значит, берутся показания счетчика…

Тихомирова не договорила — Жора уже наметил жертву, проткнув воздух пальцем:

— Вот этот. Кажется, вот этот ночью (у меня уже дежурство заканчивалось) вошел в подъезд, запросто, то есть знал код… дней десять, неделю назад.

— Кажется?

— Я приходил.

— Правда? — Манечка обняла отца, прижалась лицом к лицу: нежным, светлым — к старому, обожженному жизнью. — Ты простил ее?

— Нет.

Я подошел к ним.

— Позвольте пожать вам руку на прощанье, Федор Афанасьевич.

Писательские гонорары

Покровский остался телохранителем при Старцевых, наследница болотца из чертова копытца унеслась на красном «феррари» фотокора, меня прихватил издатель, прилично набравшийся (Жора за рулем). После нескольких неудавшихся попыток вырвать из меня имя убийцы у нас с ним завязался любопытный разговор.

«Зигфрид» переводил гонорары самого доходного (и, сообразно, оплачиваемого) автора на пластиковую карточку Юлии. Однажды Вагнер с возмущением убедился, что ее мобильник отключен за неуплату. Как это могло случиться, коли все платежи производились автоматически, с карточки?

— И тут выясняется такая дикость! — Вагнер в волнении даже схватил меня за руку, и я ее с чувством пожал. — Юла всегда снимала большую часть денег, дома хранила: после дефолта, мол, никому не доверяю. И несмотря на все мои мольбы и слезы…

— Понимаю твои чувства, Джон. (Он всхлипнул.) Ты с ней расплачивался, как теперь говорят, прозрачно?

— Абсолютно чисто! Только по документам, все налоги платились тютелька в тютельку, я ж понимал: всемирная звезда, на виду… Словом, денег нигде нет. Черкасов, не ты взял? — В свете встречных фар вдруг уловились его внимательные, будто не пьяные глаза. — Да не ты, понимаю, что не ты… Вот такой вот казус.

— Ну а если Юла на себя деньги потратила?

— Если потратила, то не только на себя. Мы ее сколько раз переиздавали? И Запад уже начал платить, и премии, и «Зигфрид» одевал и кормил, то есть я покупал «ананасы в шампанском». Сквалыгой девочка не была; чего не было, того не было.

— Но ведь где-то она их хранила? Ты знал, где именно?

— Что ты! Кто ж про деньги скажет… Говорила: в квартире. Но даже «оперы» (я их настроил) все вверх дном перевернули — не нашли!

— Да уж, после тебя-то…

— Я обыскал, но не для себя — для справедливости… с «мокрыми» бабками связываться — ни-ни! Эта загадка меня прямо с ума сводит. Ты говоришь, не брал? Допускаю. Значит, отец. Не буду утверждать: спер. Но выпросил, он же приходил? Факт. Скрыл? Тоже факт. Наркоману нужны свободные деньги, но и алкоголику нужны. Такие приличные суммы! — прямо по-бабьи запричитал издатель. — Такие суммы!

— Да разве не видно, что они в обрез живут? Маня полы моет в чужих домах!

— Наградил же Господь соцреалиста такими детьми! Все улики против него, а она: люблю и верю. Я навел справки, поскольку сразу заподозрил: русский писатель — и в рот не берет! Правильно: до белой горячки допивается, а девочка за ним по ночам крадется, чтоб не утопился! Где ты такое видел?

— «Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю».

— Сказано красиво, но куда классик деньги дел? Такие суммы! Такие приличные…

— А ты не подозреваешь тут более сложных чувств и помыслов?

— Подозреваю. Бабки взял убийца.