— Крупный, — вставил фотокор. — Не интеллигент, вульгарен, с криминалом связан, но!.. не убивают издатели авторов бестселлеров.

Издалека, приближаясь, послышался шум, будто кто-то за кем-то гнался. Я подошел к ступенькам, спускающимся в сад: по аллее меж гроздьями и левкоями гнался за своей химерой «Зигфрид» в полосатом мелкобуржуазном пиджаке.

— Я ж не вас звал!

— А явился незваный, хуже… знаете кого! И званый будет, не волнуйтесь, попозже. — Вагнер вскарабкался на галерею. — Привет. — Мы обменялись рукопожатиями. — Привет, элита! Чего пригорюнились? Добили талант! Археолог вас предупреждал две недели назад: смертью пахнет.

Дети и их родители

С появлением издателя драматическое действие на золотом закате (на галерее, где сидели за поминальным столом «те же и Вагнер») чуть усмехнулось «в сторону» фарса и вновь проявило стихию страха и суровую стройность трагедии, но… но все-таки и усмешечка осталась, притаившись в складках старинных декораций: вскрывать постыдные тайны в присутствии Джона Ильича — все равно что запускать козла в огород. Он присел на перила, должно быть, потому, что его не пригласили за стол — и отвечал всем с полной бесцеремонностью. Но никто не покидал место действия.

— У Юлы на Кутузовском — помнишь, археолог, ты раньше меня смылся? — я нашел ее фото в экстремальном виде. Это кто упражнялся?

— Вот он, — я указал на Тимура.

— Когда?

— Три года назад, — невозмутимо ответил фотокор. — До вас.

— Твое счастье. Ты что — сутенер?

Страстов поморщился; у Вагнера была неприятная привычка орать.

— Нет, я для себя снимал. Точнее…

— Значит, импотент?

— Вагнер, «это было и прошло, все прошло и вьюгой замело». Девочка захотела сфотографироваться в стиле «ню».

— Она была женщиной. Ты сделал…

Тимур перебил:

— Во-первых, не я. Во-вторых: откуда вам известно, что она была женщиной?

— Оттуда!

Тихомирова расхохоталась. Платон заметил грустно:

— Самцы уступают друг другу первенство.

Фотокор ушел в дальний угол галерейки, пробормотав «досмотрю до конца»; Вагнер перекинулся на новые жертвы:

— «Ангел-Хранитель», вы затравили юный талант, вы не ангел, а монстр! А вы, мадам, устроили бордель для детей в своем Чистом лесу! А вы, «великий писатель земли русской», турнули из дома родного ребенка…

— Помолчи, Джон! — Я понял, что вот-вот его действительно турнут, а он был нужен мне. — Всех обличил?

— Только начал, еще не добрался до внука адмирала. С твоего появления бесы закрутились!

— Я невольно ускорил развязку, а бесы закрутились гораздо раньше. Убийца — не Громов.

— А кто? — спросил издатель тихо, даже смиренно.

— Вот мы как раз и вычисляем. Похоже, он среди нас. Видите вон тот нож со следами крови?

— Разве нож не у следователя?

— Это третий, идентичный орудиям убийства. Не знаю, зачем его принесли сюда, — упредил я вопрос. — Помнишь свои слова: «Пока не увижу ее истлевающий труп, не поверю». Помяни рабу Божию Юлию.

— Ты видел?

— Сегодня. Видел ее кисть с серебристыми ногтями.

— Одну кисть? Где?

— Она торчала из болотной жижи, пахнувшей трупами, то есть плесенью.