— Ну?

— А Мария исчезла — странно, правда? — ровно тринадцать лет назад.

— Не надо делать из меня женщину-вамп.

— Однако дети считали, что в исчезновении матери замешана Марина Морава.

— В первый раз слышу! Но если и так — причем здесь я?

— Твой сын мне об этом сказал.

— Слушай, это детские страшилки! Малыши встретили столетнюю старуху — она и на меня произвела впечатление — дали волю фантазиям… С их отцом я не спала, если ты это хочешь знать.

— У меня создалось впечатление, что Федор Афанасьевич знал про избушку.

— Вполне возможно, если гулял по лесу.

— Но почему-то скрыл.

— Если ты считаешь, что «живой классик» зарезал свою дочь, пойди вон туда, вон за ту дверь, и выскажи свои соображения. Мне не до него, мне все равно.

Последняя фраза прозвучала как стихи, в печали их мне впервые послышались слезы.

— Ладно, Бог с ним. У Юлия есть ключ от избушки?

— У него, у хозяйки и у меня.

— Как он меня подставил?

— Я скажу, что знаю. Делай выводы сам.

Абсурдист единственный, по ее словам, был допущен в келью гедонистки. Как правило, по средам и на уик-энд он заезжал в писательский дом на своей подержанной БМВ и они мчались сквозь столичную сутолоку в Чистый лес, где испытывали первобытную свободу (в духе ню, как я понял из оброненного намека: люди-звери до грехопадения).

— В прошлую среду мы с Юлой видели пьяного Громова в ЦДЛ с девочками.

— А мне гаденыш сказал, что у него прямо-таки судьбоносная встреча с переводчиком.

— Значит, в лесную избушку вы не ездили?

— Нет. Он, видите ли, перепил.

В пятницу утром Лада сообщила ему по телефону о путевках в Пицунду и встретила горячее согласие: «Завтра выезжаем? Отлично! За билеты не беспокойся». («Он дико обрадовался, что сможет сбежать. Понимаешь?») В Литфонде Тихомировой сказали, что путевки передадут только после двух. Четыре часа, которые некуда девать! И она поехала в Чистый Ключ забрать кое-какие интимные мелочи: купальник, шорты…

Иногда по ночам они ходили купаться на озера под Холмами.

Прежде всего ее поразило, что дом был не заперт. Вошла. На кухне никого, в комнате тоже. Машинально она позвала Мораву: «Марина Петровна!» Тишина. В глаза бросились бокалы с бордо на донышке и бутылка. «Я даже не рассердилась, настолько мне вдруг стало страшно». И почти сразу она поняла причину страха: кровь, засохшие потеки и пятна на ковре.

— Было очевидно, что произошло преступление, — проговорила Лада глухо, — на полу лежал нож, перепачканный кровью.

— Столовый нож, да? На металлической ручке виньетка в виде веточки.

Тихомирова раскрыла на коленях хозяйственную сумку и достала прозрачный пакет с ножом, как будто заржавленным от крови. С тяжелым, чуть ли не мистическим чувством смотрел я на орудие убийства.

— Этот?

— Этот.

— Надеюсь, на нем и «пальчики» есть, — произнесла Лада с удовлетворением. — Валялся посередине комнаты.

— Но я швырнул нож на тахту, когда в окошке показался черный демон!

— Да будет тебе!

— Нет, погоди. Сначала я выдернул нож из раны на спине, кровь хлынула…

Тихомирова перебила нетерпеливо:

— Я вообще не понимаю, какова твоя роль во всем этом?

— Юла привезла меня в твой дом.

— Я-то была уверена, что это только моя тайна.