— «Зашумят. Знаете, всякого дерьма во мне навалом, но только не сальеризма». — «Чего-чего?» — «Смертельной зависти». — «Бывает, на себя трудно взглянуть со стороны». — «Мне нетрудно. Я сам гений». — «Гений так гений, мне все равно. Ближе к делу». — «От пустынника я к Ладушке пришел, мы пили чай». — «Как она держалась?» — «Держалась?» — «Не забывайте, что утром Тихомирова нашла в лесном доме кровавую лужу, в ней окровавленный нож и ваш паркер неподалеку».

— «Мне она не сказала, что ездила в Чистый Ключ». — «Еще бы! Она догадывалась, что имеет дело с убийцей, боялась вас…» — «Вы не совсем понимаете Ладушку…» — «Но Тихомирова отказалась ехать с вами на Кавказ». — «Конечно, ей хотелось знать, как развернутся события, ведь место преступления — ее дом». — «События развернулись убийством ее сына». — «Да, все ужасно!» — «Думаю, писательница переживет, такое у меня впечатление». — «Лада — человек очень сложный». — «А вы на нее зла не держите — это редкость в такой ситуации». — «Не держу. Сегодня после того, как вы известили ее, она позвонила мне и наговорила ужасных вещей. Но тем самым подтолкнула к явке с повинной. Ей неведома любовь-агапэ, только эрос… — «Говорите по-русски». — «Извините, забылся. Это древнегреческая терминология». — «Про эрос телевизор научил, а вот первое словечко…» — «Ну, как бы попроще… Любовь не к телу, а к Божьему образу, который отражается в человеке». — «Сложная теория». — «Это не теория». — «Христианство, так? Вы-то в него верите?» — «Отдаю должное тысячелетней красоте, хотя мы существуем при культе безобразия. А чтобы поверить по-настоящему, надо по христианству и жить. Что для смертного почти невозможно; а для кого возможно — те святые. Я же управляюсь по жизни низшими стихиалиями, а Ладушка еще круче: она горит чувственностью, как саламандра в огне. Вообще Ладушка…» — «Красиво говоришь, Иудушка!» — «Ну, вы меня уж совсем…» — «Приношу извинения, нечаянно вырвалось. Это вы все: ладушки, ладушки, где были? — у бабушки. А сын ее где?» — «Вы меня уели Иудушкой Головлевым, с вашей точки зрения справедливо. Но я не убивал его! И за что, Господи, чем мне мешал мальчик?» — «Вот это мы сейчас и постараемся выяснить. Вы видели Тихомирова в тот вечер пятницы?» — «Нет. То есть да». — «Как это понимать?» — «Я проходил по коридору мимо его комнаты. Он лежал на тахте, глаза открыты, но дух явно витал в астрале». — «Фу-х, как вы неестественно выражаетесь. Парень был под «балдой», так?» — «Зато вы естественно». — «Тоже верно, привык тут со шпаной всякой. Скоро русский совсем забуду… Вы знали, что Денис — наркоман?» — «Нет, я его почти не видел, очень редко бывал у Лады в присутствии сына.