— А теперь продемонстрируйте, — раздался ласковый голос дяди Степы, — как вы пронеслись через кухню.

— Юла открыла люк, вы хотите сказать? Странно. — Глаза Громова отыскали мое лицо; в отличие от меня абсурдист чувствовал себя куда увереннее на месте преступления, чем на опушке. — Или вы открыли?

— Нет. После убийства, когда я пошел «сдаваться», то свалился в погреб.

— Ну, так этот момент прояснить несложно: наверняка я и открыл, убегая. Назло. Пьяный — я безобразник похлеще Есенина…

Быстров перебил сухо:

— Не впутывайте в свою уголовщину…

— …святые имена! Пардон. Главная загадка — проклятые провалы в памяти! — где я взял орудие убийства. Я думаю, в кухне.

— В какой кухне?

— В такой вот! — огрызнулся Громов. — В адской кухне, где бабушка зелье варит.

— По показаниям свидетелей — Моравы и Тихомировой — в этом аду подобных ножей не было.

— И у меня дома не было! Вы допрашивали мою маму? Она подтвердила?

— Мама подтвердила. Мама все подтвердит.

— И обыск вы, конечно, делали. Нашли точилку? Нет, потому что у нас в квартире ее никогда и не было. Это ведьма наточила нож и вот сюда, должно быть, подложила, на стол.

— И второй сюда подложила?

— Мальчишку мне не «шейте»!

— Молчать! Откуда Морава знала, что пьяному в лоск писателю придет в голову зарезать…

— Оттуда: «с того света», в старину говорили. Из параллельного мира, называют теперь. Недаром все в ее доме произошло. Флюиды! Это оккультная фигура, возьмите бабушку в оборот… а то лучше не трогать. Для вас лучше. А я помню только, как вонзил нож.

— Как? — Следователь коснулся крышки люка, и она захлопнулась, закрыв подземелье. — Подойдите сюда. Вот я кладу на стол… Нет, даже вручаю вам тот нож, заточенный, как скальпель. Осторожнее, в темноте можно порезаться!

С легким лязгом на пол упал нож.

— Плохо ориентируюсь, темно, — в осипшем вдруг голосе подследственного послышалась паника.

— Пошарьте, подберите… Леня! — позвал следователь помощника. — Принеси-ка свечку на минуту, а то тут черт ногу сломит.

Тревожное мерцание слегка озарило удивительную картину на старинный сюжет: русскую печь, лавку, бревенчатые стены, лица словно в масках, с провалами глаз, дощатую крышку люка… в центре поблескивал нож.

— Ну, смелее!

Божественный Юлий подобрал нож, держа его за кончик рукоятки кончиками двух пальцев.

— Как это ни постыдно, — заявил с гримасой, — должен признаться, что от острых предметов мне становится не по себе.

— Может, вы и крови боитесь?

— Истинная правда! — Громов с облегчением положил орудие убийства на кухонный стол. — В нормальном состоянии я б цыпленка не зарезал, но тогда мне было море по колено, — ниспровергатель классики сыпал самыми забубенными фразеологизмами. — И вот сейчас, на месте преступления, меня наконец осенило!

— О чем вы?

— Гипноз! Ей-богу! Однажды Ладушка придумала новую игру — спросите у нее, спросите! — и уговорила Марину. Та помолилась то ли сатане, то ли матери сырой земле… неважно. Важно то, что я все забыл.

— Все?

— Все, что касается Тихомировой. Мы с ней как бы заново познакомились.