– Ну к отъезду еще поймаешь, – растерянно пробормотала я, прекрасно предвидя Славкин ответ.

Он дернул плечом, сипло сказал:

– Мне тот нужен… – И пошел, понуро опустив голову. Потом обернулся и крикнул: – Ну ладно, Герище, я тебе задам!

Я только вздохнула. Ну что мне с этим любителем животного мира делать? Первую неделю он вообще в чемодане ящериц разводил.

Пока я разбиралась со Славкой и его зверинцем, Семёна и след простыл. А. М. и Олег выгнали всех на трудовой десант. Дежурные по палатам лениво заканчивали уборку. Вдруг с улицы меня позвал звонкий Сёмкин голос:

– Ма а а ша!

Я выглянула в окно. Сёмка задрал голову и лучезарно улыбался.

– Маша, я больше не буду. Я извинился перед ней.

Нет, Семён все таки молодец. Он умеет просить прощения, когда виноват. Вот из Василия этого элементарного «я больше не буду» клещами не вытащишь, даже если его вина очевидна.

Я сидела на подоконнике и грелась на солнышке, изредка поглядывая, как идет уборка территории. Ну конечно, все люди как люди, делом заняты, а Васенька с Савушкиным уселись верхом на старый покосившийся забор за корпусом и мирно беседуют. Я прислушалась.

– Эх, Савушкин, тебя бы в первую смену! В Машином отряде такая девчонка была!

– Понравилась, да? – участливо спросил Савушкин.

– Дурак, что ли?! – возмутился Васька. – Она же в малышковом отряде была. Ей семь лет!

– А а а… Хорошая?

– Не то слово. Глаза на пол лица, и такие… Эх ты, Савушкин! – махнул рукой Васька, будто Савушкин был виноват, что не знает эту Ленку.

– Други мои, убираться будем или как? – поинтересовалась я.

– Или как, – дерзко заявил Васька, но тут же сообразил, с кем разговаривает, и смутился. Правда, ненадолго.

А Савушкин спросил:

– Маш, у тебя же выходной до обеда, ты почему не спишь?

– С вами, оболтусами, поспишь, – проворчала я и пошла проверять палаты.

Васькины мучения

Ко всем приезжали, а к Ваське нет. Но он ходил веселый, насвистывал что то себе под нос. Оно и понятно: отца, наверное, все лето не видит, что ему месяц. Хотя нет, Васька все равно скучал и свистел все громче и веселее. Только старался быть рядом со мной. Не отходил просто! А если обзывали прилипалой – колотил обидчиков. Ох и натерпелась я в эти дни с Васенькой!

Однажды он сидел у меня в сончас. Ночью Васька не спит, в сончас тоже. Спрашиваю:

– Ты когда нибудь спишь, Василий?

– Ага, – отвечает, – на лагерных мероприятиях.

Сегодня жарко, все уморились – спят, а он колобродит.

– Ску у учно… Маша, можно я Савушкина разбужу?

– Я тебе разбужу! Сейчас сам быстро в постель отправишься.

– Идиотизм какой то! – возмутился Васька. – На улице солнце, а ты спи. Ну ведь неправильно же, Маша!

– Это ты неправильный. Все ведь спят.

– Ну и дураки.

– Не ругайся – выгоню.

Васька повздыхал, взял мою книгу. Оттуда выпала и спланировала на пол фотография Дадхо. Васька поднял.

– Это кто? Жених, что ли?

– Это народный артист Грузии – Дадхо Чаурели, – грустно соврала я. Вот бы Дадхо посмеялся.

– Ну ну! – усмехнулся Васька. Поднес фотографию к глазам: – Как его зовут?

– Дадхо.

– На папу похож.

Я даже поперхнулась кислой ранеткой, кучу которых притащил мне сегодня Савушкин.

– Не веришь, да? – сощурил свои синие глазищи Васька.

Соскочил с кровати и умчался. Я думала: обиделся, но он вернулся через пять минут.