И грусть в глазах – цыганская. Будто едет она в кибитке и отрешенно смотрит на горизонт. Сёмка был в нее влюблен. И при Маринке Сёма, заводила и душа любой компании, становился тихим, послушным, только хмурил темные брови. Маринка и Семён учились в одном классе.
– Они любят друг друга тысячу лет! – сказала мне по секрету Катеринка, которая тоже с ними училась.
По моему, Катеринке нравится Сёмка, хоть она и не подает виду и всегда вроде бы переживает, если влюбленные ссорятся. Но часто я замечала ее внимательно ласковый взгляд, направленный на этого сероглазого красавца. Он то, конечно, не замечал ничьих взглядов, кроме Маринкиных.
И я улыбалась, вспоминая свою первую любовь, гитариста Митьку.
Однажды Семён подрался с Ванькой. Они сцепились в холле на первом этаже. Дрались молча, зло. Я бросилась в корпус с улицы, когда девочка из одиннадцатого отряда радостно сообщила:
– А у вас в отряде драка!
Но меня опередила Марина. Она не стала смотреть на происходящее, как половина отряда.
– Прекрати немедленно! – Сказать таким железным голосом даже у меня бы не получилось.
Она схватила тощего Ваньку за шиворот и стала оттаскивать к стене. Ух, каким гневом сверкали ее прекрасные «нездешние» глаза.
– Марина, не лезь! – крикнул разгневанный Семён.
Но тут подоспела я и окончательно разняла дерущихся.
Драки в нашем лагере под большим запретом. Я ничего не сказала А. М., а Олега предупредила, что на сегодняшнюю дискотеку Иван Кустов и Семён Арсеньев не идут. Олег даже не спросил почему, только сказал рассеянно:
– Хорошо, я останусь с ними… – и тяжело вздохнул. – Конечно, ради тебя, Маша, я готов на такие жертвы, но знай, что из за этого может быть разбита моя личная жизнь!
Я рассмеялась, а Олег посмотрел на меня грустными глазами.
– Тебе хорошо смеяться, а, может, я влюбился первый раз по настоящему? Может, только сегодня у меня есть шанс? Что тогда?
– Скажи хотя бы, кто она?
– Клянешься никому не говорить?
– Эту тайну я унесу с собой в могилу, – торжественно пообещала я.
– Нина.
Я улыбнулась: расстраивать личную жизнь своего напарника – это еще куда ни шло, но лучшей подруги – это уж слишком!
– Ладно уж, иди – выпросил.
Олег просиял:
– Машенька, я знал, что ты одна способна понять молодое, горячее сердце!
– Иди уж, «молодое, горячее»… Но укладываешь ребят тогда ты!
– По рукам! А из за чего была драка то?
Весь день Сёмка хмурил свои темные, будто нарисованные, брови, а Маринка демонстративно не обращала на него внимания. Когда они «случайно» оказывались рядом, она громким шепотом требовала:
– Скажи немедленно: из за чего вы подрались?
«Немедленно» – любимое Маринкино словечко. Но Семён упрямо мотал головой и был непреклонен.
Полчаса я промучила этих «рыцарей», не поделивших неизвестно что, заставив чертить бланки для анкет, но потом отпустила. Пусть веселятся. К тому же они, кажется, помирились. Оживленной наша беседа не была, но друг с другом они были предельно вежливы. И то ладно.
Настроение у меня было лиричное. Мне правда очень хотелось посмотреть, как Олег собирается очаровывать неприступную Нину, но на дискотеку я не пошла. Это время – единственное, когда в лагере ни души. Малыши уже спят, все остальные отрываются на дискотеке. Можно побродить, подумать о своем. Или сесть в беседку и заняться наконец то отчетом по практике. Я облюбовала себе беседку в зарослях шиповника и открыла блокнот.
Но ничего записать не успела. Тяжелая дверь актового зала открылась, и вышла Марина. Она села на ступеньки, обхватила руками коленки и замерла в ожидании. |