— А вы его видели с высоты трехсот метров, — усмехнулся я. — Но если хотите узнать, насколько еще он противнее, попробуйте прогуляться по его поверхности.
— Уже, — ответил Мюррей. — Я опустил вертолет на землю, чтобы позволить Чангу изучить какое-то геологическое обнажение. Но мы не пробыли на земле и десяти минут, как на нас напали. Какое-то красно-синее животное величиной с небольшой холм двинулось к нам с намерением познакомиться поближе. Но до нас оно не успело дойти. На него, точно пикирующие бомбардировщики, налетели три летающие твари с острыми коническими зубами. Они за считанные секунды вскрыли его длинную шею и начали пиршество.
— Я так и не успел осмотреть это обнажение, — сказал геолог Чанг, который летал вместе с Мюрреем. — Мы решили не ждать продолжения спектакля.
— Везде то же самое, — буркнул ботаник Гровер. — Я пошел исследовать плотоядное дерево, которое хотело проглотить Лезенби.
— И оно напало на вас? — поинтересовался Лезенби.
— Почти что, черт побери! Не успел я к нему подойти, как оно ухватило усиком какое-то неповоротливое создание, похожее на оленя. Я записал все это на пленку. Отвратительное было зрелище.
Медик Фернандес, смуглый, грузный гигант, поднял взгляд, прервав задумчивое молчание в углу.
— Этот мир не для отряда из десятка человек, — сказал он. — Нам нужно лететь дальше, а Земля пусть отправляет сюда тяжело вооруженную экспедицию. Если им вообще интересна эта планета. Мы всякий раз рискуем жизнью, покидая корабль.
— Да, — кивнул мускулистый антрополог Бартлетт. — Мы уже поняли, что эта планета не годится для колонизации по меньшей мере на ближайшие сто миллионов лет. Так почему мы все еще здесь?
— Почему бы вам не спросить об этом капитана Хендрина, — негромко сказал Лезенби, который, как я уже знал, был весьма лоялен к капитану. — Кажется, он очень хочет подробно изучить этот мир. И я тоже. Это же замечательная, первобытная тропическая планета!
Глаза Бартлетта сверкнули.
— Замечательная? Это замечательно, когда каждая тварь в джунглях так и ждет удобного случая, чтобы закусить вами? А я бы хотел поскорее убраться отсюда на более безопасную планету.
— Что вы сказали, Бартлетт? — раздался от двери холодный голос.
Мы все повернулись. В дверях стоял капитан Хендрин, держась рукой за край переборки.
— Вы бы не отказались повторить это в моем присутствии, Бартлетт?
Антрополог побледнел, голос его охрип, но он прямо взглянул на Хендрина.
— Я высказал свое мнение, сэр, о том, что мы, вероятно, достигли всего, что могли сделать на этой планете, и должны лететь дальше, так как здешний мир явно небезопасный.
— Да, я понял, — ровным, безжизненным голосом сказал Хендрин. — Вы слышали то, что я сказал Маркхэму, когда мы уже обсуждали эту идею?
— Слышал. Но я считаю, что это самоубийство — оставаться здесь, капитан.
— Кто еще считает так? — спросил Хендрин, проводя взглядом по каюте. — Чанг? Гровер? Лезенби?
— Мне здесь не нравится, — очень тихо сказал Фернандес.
Остальные просто промолчали.
— Кажется, вы остались в меньшинстве, Бартлетт, — сказал Хендрин. — Поэтому мы будем продолжать работать здесь, как и подобает отряду Косморазведки. На этой планете работы хватит по меньшей мере на месяц.
Бартлетт подавил свой гнев, что потребовало от него видимого усилия.
— И чтобы я больше не слышал разговоров об отлете, — сказал Хендрин. — Это понятно?
Понятно-то это было. Но я видел, что это не было поддержано или хотя бы достойно принято. Когда Хендрин ушел, Бартлетт и Фернандес принялись разговаривать шепотом в углу комнаты, а через некоторое время подозвали к себе Гровера. |