— Мне награды не нужны, — равнодушно пожал я плечами.

— Тогда скажи, что тебе нужно. Я передам командованию.

— Нужно мне много чего, — произнёс я. — Знаешь, я пока подумаю над твоими словами. Позже дам ответ.

— Хорошо.

Разговор этот случился через сутки после грандиозного разгрома немецкой дивизии. Разбив силы нацистов у себя в лесах, я собрался контратаковать, ударив по Витебску. Разумеется, устраивать уличные бои и мысли нет, не обладаю я такими возможностями. Это у Кулебякина пара батальонов имелась, да ещё усиленных полуротой обычных оборотней. Ещё и Лепель не сравнить с Витебском. Нет, я хотел ударить тайно и неожиданно по штабу, уничтожив всех высших офицеров, включая военного коменданта Витебщины генерал-полковника фон Зайнделя. Ему всё равно прямая дорога в отставку с позором или пуля в голову из табельного пистолета для избежание позора. Меня тут просветили о кое-каких нюансах среди офицеров (и командиров тоже) армий Земли. В каком-то роде я сделаю ему доброе дело: решу за него дилемму и не дам опозориться. Далее на его место придёт новый комендант. И тут выбора два: ярый и умелый служака, который станет землю грызть, чтобы отомстить за поражение своего предшественника, либо полное ничтожество в военном плане, которым заткнут внезапно образовавшееся вакантное место. В первом случае немец отправится на небеса вслед за предыдущим комендантом. А вот бездарность поживёт ещё. Мне будет выгодно иметь во врагах кого-то подобного, чтобы спокойно готовить дружину для удара по гарнизонам Витебщины с целью освобождения области от оккупантов. Не загадывая, полгода мне хватит, чтобы набрать достаточно сил. Если всё пойдёт по моим планам, то к осенней распутице ударю по нацистам так, что у них клочки по закоулочкам полетят! Местная присказка отлично подходит к той картине разгрома, которую я вижу в мыслях. Распутица будет мне союзницей: автотехника почти бесполезна, авиация стоит на аэродромах, солдаты едва передвигаются в грязи, их валит простуда и так далее. Со слов красноармейцев на фронте скоро будет затишье, все операции и наступления прекратятся, начнётся позиционная война и бои местного значения.

И вот теперь — возвращаясь к разговору выше — мне предстоит решить судьбу Зайнделя. В принципе, мне ничего не стоит захватить старого вояку в плен и отдать союзникам. Но я не хочу это делать просто так, это может выйти мне боком (да и союзникам тоже, так как, обнаглев и привыкнув всё получать по первому требованию, в Москве запросто совершат однажды ошибку, которая может поставить крест на наших отношениях).

— Товарищ Киррлис, решил, как поступишь с немцем? — первым обратился ко мне Шелехов, когда я с ним увиделся спустя несколько часов.

— Решил. Получите его живым лишь в том случае, если не станете преследовать родных моих людей. И поможете с доставкой их сюда, если они пожелают.

— Эм-м, — погрустнел собеседник, — я даже примерно не могу сказать, как отреагирует командование на такое предложение. Это вопрос для руководства страны.

— Не думаю, что там откажутся обменять целого немецкого генерала, да ещё руководителя захваченной территории на несколько десятков простых граждан. Которые и сами не откажутся встретиться со своими родными. Свяжись по рации с кем нужно и обрисуй ситуацию.

Захотелось добавить, чтобы там не тянули, и предупредить о нападении на Витебск через пару дней вне зависимости от решения из Москвы. Но потом подумал о возможных шпионах в высших эшелонах власти и даже о возможности, что союзники просто из вредности сообщат через раскрытых немецких агентов о моих планах. И ничего такого я в этом не вижу. Подобные истории мы изучали в академии.