Инстинкт самосохранения подсказывал, что я должна остерегаться его, остерегаться своих чувств к нему. Я не могла определить совершенно точно, какие именно чувства испытываю, но, скорее всего, не любовь.

Когда он был искалечен, спасая Кендала, я почти полюбила его. Тогда я нежно и заботливо ухаживала за ним, и, быть может, благодаря ужасной опасности, которой мы все подвергались, мои чувства к нему так изменились. Теперь же он находился на своей родной почве. Я знала, что его по-прежнему беспокоит боль в ноге и что он будет хромать до конца жизни, но, тем не менее, барон снова начал делать все, что ему вздумается. Здесь, в своей норманнской крепости, он снова превратился в варвара, в жестокого и безжалостного человека. И если он чего-либо желал, то сметал со своего пути все, что мешало осуществлению его желаний.

— Меня пригласили взглянуть на манускрипты, — заговорила я. — Если вы не собираетесь их показывать, я уйду.

— Моя милая неистовая Кейт. Разумеется, я покажу манускрипты. Ты считаешь, что тогда тебе не нужно будет давать правдивые ответы на мои вопросы? Пойми, никогда не следует бояться взглянуть правде в глаза.

— Это вы не желаете смотреть правде в глаза.

— Отчего же. Я не против, но далеко не всегда изреченное слово есть правда. Далеко не всегда… Ты думаешь, я не знаю, что, возьми я тебя сейчас… как сделал это тогда… ты не возликовала бы, но, разумеется, тщательно скрывая это от меня… и от себя. Но я хочу, чтобы на этот раз все было по-другому. Хочу, чтобы ты сама пришла ко мне. Вот о чем я теперь мечтаю. Я становлюсь сентиментален. И безумно хочу жениться на тебе.

— Легко делать предложение, которое невозможно осуществить.

— Это не всегда будет невозможно.

— Почему бы вам действительно не взглянуть правде в глаза? Вы женаты. Ваш брак нельзя считать обычным, так как ваша жена принцесса. Вы не забыли, что женились на ней ради королевских кровей? Но у вас нет детей, и голубую кровь невозможно использовать. Однако эту причину нельзя считать уважительной для расторжения брака, а ваша супруга никогда не пойдет на это. Таким образом, как можно всерьез рассматривать предложение, которое вы делаете другой женщине?

В его глазах сверкнула холодная решимость.

— Ошибаешься, Кейт. И слишком рано примирилась с поражением. Одно я тебе скажу: ты все равно будешь моей.

И тут мне стало страшно.

— Вы покажете мне, наконец, манускрипты? — как можно более хладнокровно произнесла я.

— Разумеется, — ответил он.

Мы склонились над старинными книгами. Эти удивительные документы хранились здесь на протяжении многих столетий. Ролло был уверен, что их передал его семье монах, отрекшийся от своего духовного звания и вернувшийся в мир. Он жил некоторое время в замке, где и создавал эти манускрипты.

— Пятнадцатый век. Как ты считаешь? — спрашивал Ролло.

— Возможно, даже раньше. А вот это поистине изумительная работа. Отцу очень нравилось реставрировать манускрипты…

При упоминании об отце мой голос дрогнул. Бедный отец… Слепая жизнь показалась ему настолько невыносимой, что он решил расстаться с ней. Затем я подумала о Мари-Клод, которую также посещали подобные мысли. Какой жестокой бывает жизнь!

Ролло пристально наблюдал за мной.

— У тебя такое выразительное лицо, — заметил он. — По нему пробегает столько различных чувств… Сейчас ты грустишь, вспоминая об отце. Милая Кейт, тебя выдают не глаза, а губы. Вот откуда я знаю, что под яростным негодованием, которое ты мне демонстрируешь, скрывается любовь… истинная любовь.

Я уставилась на манускрипты.

— Будет нелегко добыть краски, необходимые для реставрации.