— В какую собаку? — заинтересовался Ваня.

— В обычную. В ту, которая гавкает: гав-гав-гав! — пояснил снеговик.

— Я серьезно.

— И я серьезно. Скорее всего, ты превратишься в ту собаку, на которую ты внутренне похож больше.

— Хорошо бы это была борзая, — подумав, сказал мальчик, которому очень нравились эти быстроногие собаки. Когда-то он даже мечтал о своей собственной борзой.

— Эй, только не делай глупостей! Учти, если ты превратишься в собаку, то потом у тебя уже не будет рук, чтобы развязать шарф и снова стать человеком! А без шарфа я не смогу снова ожить! Может, для тебя это и ерунда, но для меня не пустяк! — встревожился Сугроб.

Снегурочка подошла к Бурану, и они настороженно посмотрели друг на друга, словно еще до конца не веря, что помирились.

— Ты не сбросишь меня, Буран? Мы с тобой должны поскакать навстречу дедушке и обо всем ему рассказать. Я бы взяла Ваську, но никто не умеет чуять Вьюгу, Метель и Пургу лучше тебя, — сказала Снегурочка.

Буран передернул ушами и доверчиво повернулся боком, подставляя Снегурочке свою спину.

— Ура! Ты его уговорила! — закричал Сугроб.

Внучка Дедушки Мороза забралась коню на спину и крепко сжала ее коленями.

— Как классно! Всегда мечтала поездить на Буране! — крикнула она. — Пожелайте удачи мне, а я вам! Как говорит мой друг белый медведь, тот самый знаменитый прикольщик: «Главное, чтобы все стремно началось и атасно закончилось».

Снегурочка надела наушники и включила на полную громкость «Трех пингвинов». Буран дружелюбно оглянулся на Ваню, тряхнул гривой и, сорвавшись с места, мгновенно исчез среди снеговых туч.

— И нам пора! — поторопил Ваню Сугроб. — Эй, Васька, где ты? Опять пасешься, обжора?

Вскоре они уже летели в санях над городом. В небе разливалась неуверенная синева позднего зимнего рассвета. Наконец показалась закованная льдом Москва-река, а за ней, за крутым холмом и смотровой площадкой, — громадное здание университета. Олень Васька высадил их в глубокий снег на склоне холма, ободряюще толкнул мордой и сразу умчался.

Ваня с Сугробом прокрались мимо забора старой лыжной базы и осторожно выглянули из-за него. Впереди темнел вход в метро, мрачный, как пещера людоеда.

— Я останусь здесь, — шепнул мальчику Сугроб. — Держи мой шарф, и — ни пуха тебе ни пера! Возвращайся скорее! Ай, льдышки-мартышки, я едва не забыл тебя предупредить: ни в коем случае не дотрагивайся до Кощеева меча! Говорят, Кощей его заколдовал так, чтобы меч разрубал всякого, кто попытается им завладеть.

Он снял шарф и протянул его мальчику. Едва Ваня взял его, как все волшебство перешло к нему, а Сугроб неподвижно замер, став обыкновенным снеговиком. Мальчик понял, что остался совсем один, и ему стало жутко.

Он завязал шарф на два узла и вдруг перестал различать свое тело. Это было странное ощущение, будто от него остался один взгляд. «Странная штука невидимость! Я шевелю руками и ногами, чувствую это, ощущаю запахи, слышу звуки, двигаюсь, оставляю на снегу следы — и одновременно меня нет», — подумал Ваня.

Он добрался до входа в метро и осторожно заглянул внутрь. Оттуда не доносилось ни единого звука. Ваня сделал несколько шагов и снова остановился. Ботинком он случайно задел мелкий камешек, и тот, откатившись к эскалатору, упал в шахту. Ваня вздрогнул и замер, ожидая услышать отовсюду крики и визги всполошившейся нечистой силы. Но все было тихо, и мальчик решил, что на заброшенной станции он один.

Решив отдохнуть, Ваня присел у стены и закрыл глаза. «Посижу чуть-чуть, только чтобы перестать волноваться!» — подумал он.