Они будут уменьшаться посредством энергетических преобразований в зависимости от гомеостатического принципа, который Брум заложил...
Из ящика раздалось завывание лежащего на спине робота, тут же превратившееся в странный гулкий голос.
— Хочу... — с трудом сказал он и тут же остановился. — Хочу... — повторил он через некоторое время и снова замолчал.
— Что это? — Конвей не был уверен, адресовал ли он свой вопрос Гардену или самому Эго.
Голос Эго напугал его. Он походил на голос призрака — такой же бесстрастный и бестелесный.
— В груди у него динамик, — сказал Гарден слегка дрожащим голосом. — Я и забыл. Но оно должно общаться получше... Оно... Он... Эго... — Он беспомощно махнул рукой. — Наверное, какая-то блокировка. — Он подошел и склонился над ящиком. — Вы... что-то хотите? — неуклюже спросил он, чувствуя, как глупо это прозвучало.
Какой бесполезный человек, подумал Конвей о полковнике. Ну ничего, теперь робот проснулся. Конечно, скоро он настроится и будет готов вступить во владение...
Вероятно, после этого все смогут расслабиться. Может, Конвею даже удастся поспать. Паническая дрожь внезапно сотрясла все тело, когда он подумал: а что, если я разучился спать? Усталость вернулась к нему с утроенной силой, от чего опустились руки и подкосились ноги. Еще чуть-чуть, и я буду свободен, подумал Конвей. Теперь решения будет принимать Эго. Я создал его. Я не сошел с ума и не покончил с собой. И вскоре мне больше не нужно будет думать. Я просто останусь здесь стоять и с места не сдвинусь. Я даже не лягу. Если сила тяжести захочет положить меня на пол, то это ее дело...
— Так чего вы хотите? — повторил вопрос Гарден, склонившись над ящиком.
— Хочу, — сказал Эго.
Внезапно набожно сложенные руки взметнулись вверх, рванулись, как поршни, как цепы, эти полутораметровые стальные ручищи. Тут же они снова легли неподвижно, но полковник Гарден уже не стоял, склонившись над ящиком. Затуманенными глазами Конвей увидел, как Гарден оседает у противоположной стены. Рука-цеп ударила его сбоку по шее, и голова повернулась под углом, как у куклы, став неподвижнее теперь, чем у робота.
Медленным плавным движением Конвей прикоснулся к переключателю микрофона в отвороте. Вокруг гудела пульсирующая тишина. Довольно долго он не мог вспомнить свое имя. Потом заговорил:
— Говорит генерал Конвей. Верните Брума в операторскую Рождества.
Потом Конвей взглянул на робота.
— Полежи немного, — сказал он. — Сейчас придет Брум.
Руки робота согнулись. Стальные ладони сомкнулись на стенках ящика, завопил рвущийся, как бумага, металл, когда робот оторвал стенки.
Вот теперь он родился? Но кто же он? — подумал Конвей. С какой легкостью он разломал свой ящик. Буквально разорвал его на куски. Наверное, я был неправ. И что же дальше?
Эго поднялся в вертикальное положение — двухметрового роста, высокий и крепкий, как башня, и как башня, двинулся вперед. Он шел по прямой, пока не уткнулся в стену. Медленно повернулся, охватывая в поле зрения все помещение, двигаясь сначала неровно, рывками, но с каждой секундой все более плавно и уверенно, по мере того как нагревались контуры недавно активированной машины. Он все еще ощутимо дрожал, тиканье внутри него то становилось громче, то почти затухало, пульсируя сначала медленными сериями, но потом все быстрее и быстрее. Он сортировал данные, принимая, отклоняя, оценивая новооткрытый мир, который теперь стал бременем робота...
Затем он увидел стену с приборной панелью, с помощью которой активировали его. Свет из его глаза метнулся по ней, а затем с удивительной быстротой он промчался по комнате к панели. Его руки заплясали по ней — по кнопкам и переключателям.
Но ничего не изменилось. Панель была мертва. |