Изменить размер шрифта - +
Но страх, это всего лишь наследие плоти, подумал Конвей. Плоть чувствует свою ограниченность. Настало время вступить в действие стали.

Первоначально война, ведущаяся при помощи нажатия кнопок, казалась самым простым способом сражаться. Но потом человек узнал, что это не так. Человек узнал, что самое слабое звено — это он сам. Его плоть и кровь. На человека свалилось самое трудное задание — долг принимать решения, основываясь на неполных данных. До сих пор ни одна машина не могла этого сделать. Компьютеры были сердцем и мозгом войны кнопок, но их способности мыслить были ограничены. И они могли скинуть с себя ответственность, высветив простую надпись: «Для ответа недостаточно данных». А потом наступало время людей предоставить им эти данные. Правильную информацию, правильные вопросы. Правильные команды. Неудивительно, что генералы сменялись так часто.

Из-за всего этого был задуман Электронный Главнокомандующий Оператор. Генерал как раз и глядел на него, лежащего в ожидании рождения. Имя ему дали, разумеется, Эго. И у него должна быть своя воля. Настоящая сложность невероятных компьютеров кроется не в самих машинах, а в их программах. Банки памяти вообще бесполезны без инструкций с тем, как использовать их данные. А эти инструкции слишком уж сложны, чтобы быть удачными.

Теперь все это ложилось на плечи Эго. Эго был создан для того, чтобы действовать, как человеческий мозг, на основе неполных данных, как не могла действовать до сих пор ни одна машина. Плоть и кровь достигла своего предела, подумал Конвей. Теперь настало время вступить в действие стали. Вот Эго и лежал, готовый откусить первый кусочек яблока. Как откусил когда-то Адам. Укусил и, пережевывая с тех пор яблоко Человечества, так устал жевать...

— Что значит — вы боитесь? — спросил Конвей.

— У него есть своя воля, — сказал Брум. — Вы что, не понимаете? Я не могу навязать ему свою волю и управлять им. Я могу отдать ему лишь основной приказ — победить в войне. Но не могу сказать как. Да я и не знаю как. Я не могу даже сказать ему, чего не следует делать. Эго просто проснется, как впервые проснулся бы человек, выросший во сне и во сне же получивший образование. У него будут потребности, и он станет действовать, как захочет он сам. Я не смогу управлять им. Вот это и пугает меня, генерал.

Конвей помолчал и тяжело вздохнул, чувствуя, как усталость вибрирует во всех его нервных окончаниях. Потом он вздохнул еще раз и коснулся переключателя микрофона на отвороте воротника.

— Говорит Конвей. Пришлите полковника Гардена в операторскую Рождества. И пару спецназовцев с ним.

— Нет, генерал! — воскликнул Брум. — Дайте мне еще неделю. Дайте мне всего несколько дней...

— У вас есть примерно две минуты, — ответил Конвей.

Поглядим, как тебе понравятся быстрые решения, подумал он. И это лишь одно. А у меня за плечами пять лет таких решений. Когда же я спал в последний раз?.. Ну, неважно, неважно. Заставь Брума решиться. Подтолкни его. А потом отдыхай!

— Я не стану этого делать, — заявил Брум. — Нет! Я не могу взять на себя такую ответственность. Мне требуется еще время, чтобы протестировать...

— Вы будете продолжать свое тестирование вплоть до Судного Дня и никогда не активируете его, — сказал Конвей.

Открылась дверь. В комнату следом за полковником Гарденом вошли два сержанта военной полиции. Форма Гардена имела, как всегда, неопрятный вид. Но темные мешки под глазами уменьшили презрение Конвея. Гарден тоже почти не спал в последнее время. Теперь их всех ждет отдых... А Эго примет у них тяжкую ношу и оправдает свое имя.

— Арестуйте Брума, — сказал Конвей, не обращая внимания на их пораженные лица. — Полковник, вы можете разбудить этого робота?

— Разбудить его, сэр?

Конвей нетерпеливо махнул рукой.

Быстрый переход