— Интерференция, сэр, — сказал сержант. — Он перекрывает наши ультразвуковые волны своими частотами, чем-то, что генерирует сам. Чувствуете?

Но почему он не нападает? — спросил Конвей не вслух, а мысленно, из опасения, как бы робот не услышал его. И сам же ответил, что, вероятно, невозможно одновременно нападать и генерировать противоположные по частоте ультразвуковые волны. Или, вероятно, ему еще не пришло в голову наброситься на них, пока ему не причинят еще больший вред. И Конвей попытался представить себе мир, каким должен представлять себе Эго, которому не было еще и часа от роду, и то, какие невозможные конфликты должны бушевать сейчас в электронных дебрях его внутренностей.

— Восьмая пушка на другой частоте? — спросил Конвей. — Тогда продолжайте, сержант. Возможно, он не сумеет перекрыть их все. Сделайте все, что возможно.

Сказав это, он открыл дверь, перед которой стоял, и вошел в компьютерный зал.

Это был совершенно иной мир. На мгновение он забыл все, что осталось за двойными дверями, и замер, прислушиваясь к мирной тишине и вдыхая иные запахи этого помещения. Здесь было хорошо. Конвей всегда любил бывать в этом зале. Здесь он мог забыть о том, что оставалось за высокими укрепленными дверями полутораметровой толщины и что ждало всех их в будущем, которое наступит не позднее чем послезавтра. Конвей взглянул на высокие гладкие «шкафы» компьютеров, любуясь перемигивающимися индикаторами, прислушиваясь к звукам лент, наматывающихся на барабаны, и треску печатающих механизмов. Да, это было мирное и очень организованное место.

Брум, стоящий среди группы людей, собравшихся возле печатающего устройства аналогового компьютера, повернулся к Конвею. Все в зале оставили свои места и собрались здесь, где из механизма вытекала широкая волна бумаги.

— Что-нибудь есть? — спросил Конвей.

Брум потянулся, устало выпрямляя спину.

— Я не уверен...

— Говорите, — велел Конвей. — Только быстро. Буквально через секунды он будет здесь.

— У него случайно установилась блокировка, — сказал Брум. — Это вполне точно. Только мы все еще не можем понять, какая именно и почему...

— Значит, вы ничего не знаете, — ровным голосом сказал Конвей. — Ну, мне кажется, у меня может быть ответ...

За дверями внезапно раздался шум. Топали стальные ноги, кричали люди, шипели ультразвуковые пушки. Крики поднялись до немыслимой высоты и вдруг смолкли. Двойные двери распахнулись, и на пороге показался Эго. Он застыл, глядя на компьютеры. На его туловище тут и там бледнели и исчезали пятна остывающего тепла. Он был покрыт пятнами машинного масла и крови, прожектор его глаза с безумной скоростью пронесся по залу. Он осматривал компьютеры один за другим, спокойно отмечая данные на бумажных лентах, выходивших из челюстей печатающих устройств. Все в зале повернулись к роботу и замерли.

В открытом дверном проеме позади Эго, спотыкаясь, появился сержант с окровавленным лицом, держа в руках ультразвуковую пушку.

— Нет, — рявкнул ему Конвей. — Подождите. Брум, в сторону. Пропустите Эго к компьютерам.

Конвей не уделил внимания потрясенному шуму, пронесшемуся по залу после его слов. Он смотрел с почти гипнотической сосредоточенностью на Эго, пытаясь заставить собственные мысли быстрее шевелиться в голове. Был еще шанс. Слабая тень шанса. Позволит он Эго пройти к компьютерам или нет, Конвей вообще не был уверен, что сумеет хоть что-нибудь сохранить. Но он должен попробовать. Он не помнил, откуда была фраза, пронесшаяся у него в голове. И все же я воспользуюсь последней возможностью. Так сказал какой-то другой отчаявшийся главнокомандующий в своем последнем сражении, не желая признавать, что потерпел поражение. Конвей чуть усмехнулся, зная, что он такой же упрямый.