Затем внезапным движением сорвал нагрудную стальную пластину своей жертвы. Его пристальный взгляд погрузился во внутренности робота, изучая блестящие на свету трубки и проводки — такие крупные по сравнению с его собственными печатными микросхемами. Потом он протянул стальную руку, погрузил пальцы в грудь лежащего робота и принялся вырывать из нее одну за другой различные детали, рассматривать их и отбрасывать в сторону. Было что-то ужасное в этой сцене убийства, когда один робот сознательно потрошит другого с каким-то холодным, чуть ли не научным, интересом.

Но, что бы там ни искал Эго, этого явно не было. Эго выпрямился, перешел к следующему, вскрыл ему грудь, наклонился, изучая его внутренности и громко тикая, словно бормоча что-то себе под нос.

Конвей, жестом подозвавший к себе акустиков, подумал: в старину прежде гадали подобным образом. Может, он это делает и сейчас... И еще одна холодная мысль выплыла на поверхность его сознания, мысль, что, возможно, Конвей знает, что довело робота до такой крайности. Возможно, он знал будущее, и в нем слились две противоположности — это знание и давление приказа. Победить в войне — такой был базовый приказ роботу, этим руководствовались электронные мозги Эго, так же как и более сложные нейроны мозга Конвея. Но что, если победа невозможна, и Эго, зная это...

Команда акустиков вырвалась из-за угла и впервые увидела робота во плоти... нет, не во плоти, а в блестящей стали — гигантского, с блистающим единственным, как у Циклопа, глазом. Сержант, задыхаясь, подбежал к Конвею и попытался отдать честь, забыв, что в руках у него оборудование.

Конвей указательным пальцем очертил в воздухе полукруг перед дверью в компьютерный зал.

— Устанавливайте свое оборудование здесь... как можно быстрее. Мы должны остановить его, если он попытается войти.

Эго, распрямившись, перешел от второй жертвы к третьей и заколебался, глядя на нее.

У акустиков оставалось лишь секунд тридцать. Они начали собирать свое оборудование еще на бегу, и теперь с быстротой и точностью роботов заняли позицию у входа в зал, которую указал им Конвей. Он стоял у самой двери, глядя на их спины, пока они собирали свое оружие — последнюю линию защиты между Эго и компьютерами. Или нет, подумал Конвей, возможно, последняя линия защиты — это я сам. Какая-то далекая отчаянная мысль появилась у него в голове, пока он смотрел на Эго...

И точно в ту секунду, когда первое ультразвуковое орудие направило свою морду в коридор, Эго выпрямился и повернулся к двойным дверям и ряду людей, стоящих на коленях у своих пушек. Конвею показалось, что целое мгновение он сам и Эго глядели друг на друга над их головами.

— Сержант, — напряженным голосом сказал Конвей, — цельтесь в ноги, ниже колен. И постарайтесь не промазать. Он стоит гораздо больше, чем вы или я.

Эго обдал их холодным светом из глаза. Подумав о том, не поймет ли их робот, Конвей быстро скомандовал:

— Огонь!

Послышалось слабое шипение, только и всего. Но на левой ноге робота, чуть ниже колена, засветилось сначала темно-вишневое, а затем ослепительно белое пятно.

Безнадежно все это, подумал Конвей. Если он нападет на нас сейчас, то успеет прорваться, прежде чем мы сумеем...

Но у Эго была другая защита. Прожектор глаза мигнул, и Конвей вдруг почувствовал сильную тошноту, а раскаленное пятно на ноге робота снова покраснело и исчезло. Сержант ударил кулаком по прикладу своего орудия и с чувством выругался.

— Шестой, стреляйте, — рявкнул он. — Восьмой, действуйте в резервном режиме.

Эго стоял неподвижно, и Конвей почувствовал, как его тошнота начала пульсировать в такт с видимой дрожью, проходившей по стальной башне, высившейся перед ним.

Вторая ультразвуковая пушка слабо зашипела. На ноге робота снова возникло красное пятно. Вибрация усилилась, усилилась и тошнота.