Причем каждый из них потянул за собой соседнего. Коридор наполнился металлическим грохотом. Топча упавших собратьев, шеренга все же сомкнулась и тяжело двинулась вперед. И тут Эго с явной радостью чуть наклонился и ударил еще двух роботов с той же точностью в заранее рассчитанные места, зная расположение их центра тяжести. Коридор снова наполнился грохотом падения. Шеренга попыталась сомкнуться еще раз, чему Эго помешал, сбив неожиданными ударами еще двух роботов, причем на этот раз удары были нанесены в полную силу.
Меньше чем через две минуты казавшаяся неколебимой стена роботов превратилась в массу шатающихся гигантов, половина из которых уже валялась на полу, а остальные спотыкались об упавших товарищей, пытаясь сомкнуть шеренгу, уже слишком короткую, чтобы быть эффективной.
И эта попытка провалилась, подумал Конвей. Оставалась лишь последняя надежда — на ультразвуковых акустиков. Больше ни на что не было времени. Возможно, времени не хватит даже на них.
— Где команда акустиков? — спросил он и сам поразился бодрости своего голоса.
Связист поглядел на яркую диаграмму.
— Почти на месте, генерал. В тридцати секундах ходу.
Конвей взглянул на видеоэкран, который показывал Эго, стоящего над упавшими металлическими гигантами, странно пошатывающегося и глядящего на них сверху вниз. Подобные колебания выходили за рамки его предыдущего поведения. Казалось, у него было что-то на уме. Но что бы там ни было, это давало отсрочку в несколько секунд.
— Сержант, я иду туда сам, — сказал Конвей. — Я... Я хочу быть на месте, когда...
Он замолчал, поняв, что говорит вслух то, что собирался сказать лишь самому себе — Конвей Конвею — без посторонних слушателей. Он имел в виду, что должен быть там, когда наступит конец — каким бы ни был этот конец. И еще он завидовал роботу, на которого безгранично надеялся. Конвей сам уже стал идентифицировать себя с неудержимой и не знающей усталости сталью. Победа или проигрыш — он хотел быть там, где все решится.
Он бежал по коридору, как во сне передвигая онемевшие, ничего не чувствующие ноги, и звуки шагов эхом раскатывались во все стороны. Каждый раз, оступаясь, Конвей думал, уж не само ли колено решило подвихнуться, чтобы дать ему возможность упасть и лежать, и отдыхать... Но он не падал. Он хотел стоять рядом с Эго, смотреть на его стальное лицо и слушать его бессмысленную речь, когда акустики уничтожат робота или робот уничтожит их всех. Третий вариант — всеобщая победа — казался слишком невероятным, чтобы принимать его во внимание.
Конвей едва осознал, как добрался туда. Он смутно понял, что перестал бежать и что этому должна быть причина. Он стоял, положив руку на ручку двери и задыхаясь опирался о нее плечом. Слева тянулся узкий коридор, по которому он прибежал сюда. Перед ним же лежал широкой коридор, в котором боролись с Эго добровольцы и проиграли, затем с Эго боролись тяжелые роботы, которые теперь валяются на полу поврежденные или просто неуправляемые.
Как бы ясно не было видно происходящее на видеоэкранах, этого нельзя было прочувствовать, если не побывать на месте. Конвей совершенно забыл, насколько высок Эго, пока глядел на него на экране. А он был высок, как каланча. В воздухе висел запах машинного масла и горячего металла, пылинки плясали в конусе света из глаза-прожектора Эго. Он наклонился над упавшими роботами. Он собирался что-то сделать, и Конвей понятия не имел, что именно.
Из левого коридора донеслись шаги и лязг оборудования. Конвей чуть повернул голову и увидел бегущую к нему команду акустиков. Возможно, подумал он, есть еще шанс. Если Эго задержится хотя бы на пару минут...
Валявшиеся на полу роботы все еще подергивались и шевелились в ответ на команды их удаленных операторов. Но упавшему тяжелому роботу не так-то просто снова подняться в вертикальное положение. Эго наклонился к ближайшему из них с каким-то озадаченным видом. |