Неужели это самосохранение остановило мою руку? Если да, то, значит, теперь я сам себе хозяин. Нет — это было не самосохранение. В следующую секунду я понял, и на одно неизмеримое мгновение надежда, которую я так быстро начал питать, промелькнула и исчезла, а меня захлестнула огромная волна чужой воли. Оно было живо. Оно лежало в глубине подземных вод, похороненное, ждущее, зависящее от меня, приказавшее остановится руке, которая уничтожила бы его вместе со мной. Я должен жить. Я должен служить ему.

Огромная волна болезненного разочарования смыла те уровни сознания, где живет человеческая логика. Если бы я только спустил курок секундой раньше, до того, как пришла эта команда!

Но теперь слишком поздно. Теперь в моем сознании накапливалась теплая уверенная хитрость, приходившая из далекого источника приказов. Он мог подождать. Я мог подождать. Я мог вербовать других, где угодно, и создавать армию себе подобных, пока наши ряды не станут достаточно сильны.

Я не подвел его окончательно, но пока не выполню свой долг, я должен подчиняться. Подчинение станет удовольствием и радостью, как пообещал коварный голос. Добросовестный и верный слуга, сказал он, работай на мое королевство на Земле, и твоя награда будет выше всех ожиданий.

Я встал и снова убрал револьвер в шкаф. Обернувшись, я заметил в зеркале на стене свое отражение и остановился, всматриваясь в собственные глаза.

А потом улыбнулся...

Atomic! (Thrilling Wonder Stones, 1947 № 8).

Пер. Андрей Бурцев и Игорь Фудим.

ОБРАТНОЙ ДОРОГИ НЕТ

Генерал открыл дверь и тихонько вошел в большой ярко освещенный подземный бункер. Там у стены, возле мигающей индикаторами панелью управления, лежал изолированный ящик девяти футов в длину и четырех в ширину, как лежал всегда, и генерал всегда видел его — днем и ночью, во сне и наяву, с открытыми и закрытыми глазами. Ящик, больше всего похожий на гроб. Но из него, в случае удачи, кое-что вылезет.

Генерал был высокий и исхудавший. Он перестал смотреть на себя в зеркало, потому что собственное лицо стало пугать его своей худобой и ему очень не хотелось видеть собственные запавшие глаза. Он стоял, чувствуя пульсацию невидимой машинерии за толстым слоем скалы вокруг. Его нервы тайком превращали каждый ритмичный импульс в подобие взрыва, взрыва какой-то новой ракеты, против которой будет бесполезна вся оборонная техника.

— Брум! — резко позвал он в пустой лаборатории.

Никакого ответа. Генерал шагнул вперед и остановился над ящиком. Над ним на панели управления подмигивали индикаторы и дрожали стрелки приборов. Внезапно генерал сжал кулак и ударил им по гулкому металлическому ящику. Из него раздались глухие звуки, точно далекие раскаты грома.

— Полегче, полегче, — послышался чей-то голос.

В дверях стоял Абрахам Брум — очень старый человек, маленький и морщинистый, но с яркими, вечно сомневающимися глазами. Он торопливо подошел к ящику и успокаивающе положил на него ладонь, словно ящик был разумным и понимал, что происходит.

— Где вы были, черт побери! — рявкнул генерал.

— Отдыхал, — ответил Брум. — Обдумывал кое-какие идеи. А что?

— Вы отдыхали? — переспросил генерал так, словно никогда не слышал этого слова.

Даже сейчас оно показалось ему странным и непривычным. Он прикрыл глаза и нажал на веки большим и указательным пальцами, потому что комната вдруг начала таять и лицо Брума стало отступать в серую дымку. Но даже с закрытыми глазами он все равно видел ящик и спящего внутри гиганта, терпеливо ожидающего момента, когда он сможет выйти наружу.