Всегда в мечтах представлялось ей, как заживет она собственным домом, как сделается в нем хозяйкой, как пойдут детишки — один, два и более — да муж рядом… Что за муж, каков собою? О том не думалось. Никогда она, в сущности, не влюблялась, да и вообще молодых людей видела весьма редко. В дом женихов не звали, сестер на балы не вывозили. Нелли, порой казалось, что все едино за кого, лишь бы своим домом зажить и ненавистную мачеху и равнодушного отца покинуть!

«А ведь знала, знала, змея, кого и как ужалить! Алене, что о клобуке монашеском грезит — замуж, мне же — келью уготовила!» — Нелли сжала кулаки.

Да что пользы от сего? Злись не злись, разве поправишь дело? Поначалу думала она бежать, но из кельи ее не выпускали, двери отпирали лишь по самой насущной надобности и всегда стояли за ними три, не то четыре сестры, да самые дюжие, каких только в монастыре сыскали! Нелли старалась ничем себя не выказывать, авось получится как-нибудь выйти на улицу, а там — как знать… Но пока ничего не получалось. Сестры с нею даже не разговаривали.

Потом явилась настоятельница — мать Ефимия. Зашла в келью, глянула строго из-под бровей на Нелли и завела такой разговор:

— Стало быть, надобно тебе к постригу готовиться, Елена, да к скорому. Участь сладкая, касатка, участь избранная…

— А ежели я не желаю того, матушка? — прервала настоятельницу Нелли.

Мать Ефимия пожала плечами:

— Счастья своего не ведаешь, дитя… Покорись. Сие даст тебе вечное спасение.

— Ну а ежели не желаю я спасения? — упрямо тряхнула головой Нелли.

— Что? Грешные уста! Грешные мысли! — воскликнула настоятельница. — Как смеешь ты говорить такое, неразумная?

— Не по своей воле я тут, матушка, и вы это знаете. Что твердить о спасении, да еще о вечном, когда мысли мои все о земном! И не хочу, не хочу я быть монахиней! Противно мне сие! — повинуясь порыву крикнула Нелли.

— Ну вот что, — тихо произнесла мать Ефимия. — Видя такое, могу лишь сказать, что упрямую овцу надобно вести ко спасению, хотя бы она и сопротивлялась всеми своими копытами, ибо не ведает, что творит, глупая. Смирись, пока не поздно! И знай, что с постригом твоим — не затянем. Да и вот еще что — бумаги!

— Какие бумаги? — вопросила девушка.

— Бумаги, по которым достояние твое, что оставил тебе батюшка, к монастырю перейдет. Вскоре ты их подпишешь! — При таковых словах мать Ефимия резко развернулась и вышла.

— Так вот в чем дело… — пробормотала Нелли. — Деньги им мои нужны. Не отпустят они меня, пока своего не получат…

Алена уже довольно далеко отошла от дому. Девушка ничего не взяла с собой. Пусть думают, что она просто пошла на прогулку. Конечно, немного денег она припрятала в перчатку на крайний случай. Но более не взяла ничего. Благо до монастыря путь близкий.

После разговора с мачехой Алена поняла, что добром ее не отпустят. Дело с замужеством было решено, и не в ее воле было своими просьбами отменить это. Но разве можно заставить человека поступить против собственной воли? Особливо ежели есть в нем сила сопротивляться… Главное, добраться до обители, в которой находилась сестра, а уж там добрые сестры примут ее. Противу воли из монастыря под венец не поведут, это уж верно…

Не медля ни единой малости, приняв вид смиренный и покойный, Алена в единый миг решилась на побег. Никто ее не остановил, никаких препятствий чинено ей дорогой не было. Алена сочла сие знаком добрым, видно, истинно ее судьба в монастырских стенах, коли так легко дошла она до них.