Изменить размер шрифта - +

– Именно. Премьер-министр не хочет, чтобы все это росло, как снежный ком. Если мы сумеем быстро выяснить, что произошло, если вообще произошло, докажем, что это вне интересов органов, то мы сможем избежать официального расследования, которое для премьер-министра так же нежелательно, как и для нас.

– Непросто будет это доказать, – сказал Дьюкейн. – Если в частной жизни Рэдичи было что-то подозрительное и если пресса о чем-то пронюхает, люди поверят всему. Все же я возьмусь за это. Кажется, у меня и выбора-то нет! Я предполагаю, что речь идет совсем не о том, что Рэдичи шантажировали и поэтому он был вынужден передавать секретные материалы?

– Нет, этого не может быть, – сказал Октавиен. – Вы согласны, вы оба?

– Никто ничего ни о ком не знает, – сказал Биран, – но я бы не стал предполагать, что Рэдичи на это способен.

– Согласен, – сказал Джордж Дройзен, – я знал его неплохо, но исключительно по работе.

– Этого достаточно, – сказал Дьюкейн. – Однако кажется, его действительно  шантажировали?

– Слухи таковы.

– И он застрелился. Почему он застрелился?

– Именно на работе, – сказал Октавиен. – Это сразу поразило меня, как нечто странное и значительное. Почему он не мог, как порядочный человек, застрелиться дома?

– У него была ужасная депрессия на почве смерти его жены, – сказал Джордж Дройзен. – Помните, она покончила с собой, кажется, выбросилась из окна. Он был совершенно раздавлен.

– Что ж, это – возможный мотив, – сказал Дьюкейн. – Он не оставил записки?

– Нет, – сказал Октавиен, – это тоже странно. Он был из тех, кто постоянно пишет отчеты о любой ерунде. Он должен был бы оставить нам отчет о своей собственной смерти! Если бы могли точно выяснить, почему он это сделал, мы могли бы отмести версию, интересующую органы. Кажется, нам надо побольше узнать о Рэдичи. Вы хорошо его знали, Биран?

– Я едва был с ним знаком, – сказал Биран. – Мы однажды встретились на работе и больше не виделись. Нет, я не знал его.

– Я и сам не часто видел его, – сказал Дьюкейн, – но, уверяю вас, история с Еленой Прекрасной кажется мне невероятной. Не такой он был парень.

– С любым парнем может случиться такое, – сказал Биран и хихикнул.

Дьюкейн проигнорировал его.

– Мне кажется, он представлял собой скорее тип чудаковатого ученого. Наш последний разговор с ним был о полтергейстах. У него была теория о том, что они как-то связаны с залеганием подземных вод.

– Он общался с духами, – заметил Дройзен.

– В конце концов, – сказал Октавиен, – спиритизм и магия – все это связано с проблемой пола, всегда так было. Для большинства из нас проблема пола маскируется так или иначе. У него она воплотилась в спиритизме.

Дьюкейн не был уверен, что для большинства из нас проблема пола маскируется. Он не мог не подумать, было ли что-нибудь подобное у Октавиена.

– Есть ли у него близкие родственники? – спросил он.

– Кажется, нет, кроме сестры, которая много лет живет в Канаде.

– Придется мне встретиться с полицейскими, – сказал Дьюкейн, – и посмотреть, что у них есть, но сомневаюсь, что им удалось раскопать что-нибудь. Ты удивишься, Октавиен, что я на короткой ноге с полицией? А вам, Дройзен, было бы лучше сходить на Флит-стрит и разведать, что у них есть и кто сообщил в прессу об этом.

– Назад, в родные пабы! – сказал Дройзен.

Быстрый переход