Их свидетелями были Роже де Бовуар и Шатобриан. Последний, привыкший благослов¬лять низложенных королей, благословляя новобрачную, платье которой было достаточно смело декольтировано, шепнул Бовуару:
– Мой удел, как видите, остается неизменным: благослов¬лять падших...
Сразу же после свадьбы Александр Дюма поселяется с Идой на улице Риволи: она на втором этаже, он – в трехком¬натной квартире на пятом. Именно здесь он увлеченно работает сутками напролет, от чего получает большое удовольствие. Это подтверждает ходивший о нем в то время анекдот.
Однажды утром к Дюма приходит англичанин. Лакей впу¬скает его в переднюю и говорит:
– Я доложу хозяину о вашем приходе.
В этот момент из комнаты раздается оглушительный взрыв хохота.
– О! Не беспокойте г на Дюма. Я подожду, пока он останется один...
– Но хозяин один, – отвечает лакей. – Он часто смеется за работой...
Да, Дюма часто смеялся, когда писал, радуясь своим на¬ходкам. Он смеялся и над кознями, чинимыми его же собратья¬ми по перу. С подачи Виктора Гюго, ревниво относившегося к драматическим успехам Дюма, в «Журналь де деба» появля¬лись разгромные критические статьи. Дюма же лишь пожимал плечами и беззлобно отшучивался. Однажды по окончании пьесы Гюго «Эрнани» Дюма сказал на весь зал:
– Надо бежать отсюда скорее! Вдруг актерам придет в голову начать все сначала...
И расхохотался, довольный своей местью.
* * *
Дюма писал без устали. Может быть, его стиль и не отличался совершенством, как отмечали некоторые критики, но плодовитость его была необычайна.
Однако он достигал этого не без помощи «подручных». Недруги Дюма без стеснения говорили:
– У этого мулата есть свои «негры»...
Одним из самых известных и незаменимых его помощ¬ников был Огюст Макэ. Именно он подал Дюма идею написать и сам сделал первые наброски книг «Три мушкетера», «Граф Монте Кристо» и ряд других произведений.
Имея в своем распоряжении сюжетную канву, Дюма давал волю воображению, практически переписывая все. Он добавлял различные диалоги и эпизоды, вводил новых действующих лиц и превращал 200 страничную заготовку в увесистый том.
Правда, он соглашался на то, чтобы подпись Макэ стояла рядом с его подписью под большинством пьес.
Будучи хорошим рассказчиком, он требовал от слушателей полного внимания. Он делал все, чтобы пленить и очаровать их. Если кто либо отвлекался, это доставляло ему огромные стра¬дания. Он готов был переписать целую главу или акт, лишь бы его произведение слушали увлеченно.
Во время первой репетиции «Трех мушкетеров» Дюма сто¬ял за кулисами и наблюдал, какое впечатление производила каждая реплика актеров. Когда репетировали седьмую картину, он заметил, что дежурный пожарный ушел со своего привычно¬го места. Дюма подозвал его и спросил:
– Почему вы куда то исчезли во время репетиции?
– Эта сцена понравилась мне меньше других.
Ничего не сказав, Дюма бросился в кабинет директора театра Амбигю, снял сюртук и галстук, расстегнул воротничок¬ рубашки и попросил принести ему текст седьмой кар¬тины.
– Пожалуйста, – сказал директор театра, протянув Дюма рукопись, которую тот сразу же бросил в огонь.
– Что вы делаете?–воскликнул директор.
– Пожарному эта сцена не понравилась, и теперь я пони¬маю, почему! – ответил Дюма. Через час был готов новый вариант седьмой картины.
* * *
Увы! После 30 легнего успеха в театре фортуна отверну¬лась от Дюма. |