– Ты, наверное, интересуешься, каков твой статус в нашей компании.

Я слегка приподнял брови, надеясь, что это продемонстрирует ему: ну да, я заинтересован, но давить не хочу.

– Ты отлично для нас поработал, и я помню, что обещал подумать о том, чтобы после завершения дела Трескоттов взять тебя в штат.

– Помню такое, да.

Он улыбнулся, снова отпил соку.

– Ты полагаешь, дело завершено?

– С Брэндоном Трескоттом?

Он кивнул.

– Полагаю, да. Насколько в этой ситуации вообще можно надеяться на успешное завершение. Я имею в виду, что моей задачей было вынудить его проколоться и продемонстрировать свое богатство до того, как до него под видом стриптизерши доберется какая‑нибудь журналистка из таблоида. Думаю, Трескотты уже начали перепрятывать свои активы.

Он хохотнул:

– Начали вчера, часов в пять вечера.

– Значит, все хорошо. По‑моему, я справился.

Он кивнул:

– Так и есть. Ты сэкономил им кучу денег и показал нас в хорошем свете.

Я выждал – сейчас появится «но».

– Но, – сказал он, – Брэндон Трескотт сказал родителям, что ты угрожал ему. И к тому же оскорбил его. На его же собственной кухне.

– Назвал его идиотом, если правильно помню.

Он взял со стола листок бумаги:

– И кретином. И придурком. И шутил на тему того, что он отправляет людей в кому.

– Он ту девчонку в больницу отправил, – сказал я. – Пожизненно.

Дент пожал плечами:

– Нам платят не за то, чтобы мы беспокоились о ней или ее семье. Нам платят за то, чтобы мы не допустили, чтобы они  обобрали наших клиентов до нитки. Пострадавшие? Не наша проблема.

– Я об этом и не говорю.

– Ты только что сказал, я цитирую: «Он ту девчонку в больницу отправил».

– И никакого зла на него я за это не держу. Как вы и сказали – это работа. И я ее выполнил.

– Но ты оскорбил его, Патрик.

Я повторил каждое слово:

– Я. Оскорбил. Его.

– Ага. А его родители – те люди, благодаря которым мы пока еще при деле.

Я поставил стакан на стол.

– Я подтвердил им то, что все и так знали, – что их сын, научно выражаясь, идиот редкого калибра. Я выдал им всю информацию, необходимую для того, чтобы они и дальше могли защищать его от самого себя и чтобы родители парализованной девчонки не наложили лап на его машину за двести тысяч долларов.

На секунду глаза его раскрылись.

– Это столько она стоит? «Астон‑мартин»?

Я кивнул.

– Двести тысяч, – присвистнул он. – За британскую машину.

Какое‑то время мы сидели в тишине. Сок я оставил там, где он и был, и наконец сказал:

– Значит, никакой постоянной работы, так?

– Так. – Он медленно качнул головой. – Патрик, ты пока что не понимаешь местной культуры. Ты отличный сыщик, но тот факт, что ты постоянно ищешь повода для драки…

– Да о какой драке речь?

– О какой драке? – Он усмехнулся и отсалютовал стаканом. – Ты думаешь, что носишь красивый костюм, а я вижу только классовую ненависть, в которую ты закутан. И клиенты наши тоже ее видят. Как ты думаешь, почему ты до сих пор не познакомился с Большим Д.?

«Большим Д.» в компании звали Моргана Дюхамела, семидесятилетнего главу компании.