– Сила это. Я не Артур, но все‑таки…

Тепло превратилось в жар. Энди разжал руки – и Лешка сбросил куртку. Привычно захотелось есть и спать. Мысли потихоньку выходили из полного раздрая в нормальное русло.

Энди сел на диван. Он смотрел, как Лешка разыскивает завалившуюся банку с кильками, и устало улыбался. Вокруг его глаз появились непривычные иссиня‑серые тени, с какими обычно изображают нечисть и оживших мертвецов в кино.

– Выглядишь, как вампир Лестат, – усмехнулся Лешка.

– Балда ты, Леш… Между прочим, это было мое тепло. Я не из Князей, у меня его не в избытке.

– Ты мне отдал, что ли?

– Вот именно.

Лешка подошел, бросил банку с открывалкой на стол, сам обнял Энди за плечи.

– Знаешь, Эндюшка, такого друга у меня еще никогда не было.

– Грабки‑то убери, – слабо отмахнулся Энди. – Я, чтоб ты знал, еще вреднее водки, я – как героин, вызываю необратимое привыкание, так что нечего лапиться.

– Ничего, – сказал Лешка, так и держа его в охапке. – Авось не привыкну.

Когда мы проснулись ранним вечером, первым делом я раздернул плотные шторы. За окном, глубоко внизу в синем сумраке мерцали серебряные деревья. Это выглядело, как лес из сказки про деда Мороза. Даже провода опушились инеем и висели между домами, как елочная мишура. Антенны на крыше дома под нами напоминали белые мохнатые кораллы с изогнутыми рогами веток. Прямо напротив окна в черном небе висела в туманном круге розоватая жемчужная луна. Наступила настоящая новогодняя погода – до праздника оставалось уже недели две, никак не больше.

Джеффри неслышно подошел сзади и сказал:

– Будем выполнять петровский указ, Мигель?

– Какой это?

– Ну, елку, елку будем украшать? Вифлеемская звездочка на макушке, свечки, все эти рождественские прелести, а?

– Ну да, почему бы вампирам и не праздновать Рождество! – сказал я и толкнул его плечом.

Джеффри рассмеялся и показал мне пару красненьких елочных шариков на шелковой ленточке.

– А мне нравится, – сказал он. – Симпатичный обычай, не говоря уже о восхитительном запахе.

– Ну, хорошо, – сдался я. – Украшаем елку и водим вокруг хоровод.

– И поем «Маленькой елочке холодно зимой».

– Нет, лучше «В лесу родилась елочка».

– А кто ее родил? Колко же ему было…

– Да ну тебя, пошляк!

Джеффри принес бутылку кагора и стаканы. Я бы, пожалуй, хлебнул и чего‑нибудь покрепче – мы с ним жили одним кагором. Он взглянул на меня и сказал:

– Как‑то не тянет охотиться. Может, в клуб сходим?

– Клуб вампиров – это круто, конечно, но опять же консервы, дьявольщина, а я шоколадку хочу!

А если серьезно, я с удовольствием посмотрел бы на клуб – но уж слишком здорово было дурачиться. Впрочем, Джеффри понял, что мне интересно – мы стали собираться и пикироваться по ходу процесса.

Мне ужасно нравилось жилье Джеффри – маленькая квартирка под самой крышей высотного дома. Я оценил тишину, тепло и великолепный заросший двор под окном. Еще меня тронул портрет де ля Сола – бледного парня в шикарном старинном костюме, при шпаге, темноволосого, с чертиками в прищуренных глазах. Похоже, этот портрет писали в те времена, когда Мигель уже был вампиром – и здорово вышло, насколько я понимаю в живописи. Джеффри был прав – де ля Сола мне действительно понравился. Я решил, что он был сильный и отчаянный, и совершенно смирился с его местом в Джеффриной биографии. В общем, когда Джеффри предложил сначала пожить у него, я согласился, не раздумывая.