Наливающиеся огненной яростью рыжие языки свились в пульсирующий шар; ёр‑Роёр произвел своей лапищей вращательное движение, и пылающий ком покатился по столу, точно крошечный смерч, втягивая в себя все, что попадалось по пути – тарелки с обглоданными костями, стаканы, кубки и разную мелочь неопределимого назначения.

Приготовься!

Я готова. Пока в моих жилах течет хотя бы капля живой воды, никакое волшебство не способно причинить мне…

Клубок огня, набрав скорость, оттолкнулся от края стола и по‑кошачьи прыгнул прямо ей в лицо – надо сказать, тут потребовалось все мужество, чтобы не отшатнуться и даже не моргнуть; ее выдержка была тотчас же вознаграждена: посуда и прочая утварь, не коснувшись ее, с удручающим звоном посыпалась на пол, а пламя, размываясь и бледнея, как‑то нечувствительно прошло сквозь нее. Тоже мне колдовство – ни жара, ни хотя бы покалывания.

– Ку‑куё! – раздался в наступившей темноте злорадный голос мальчишки, и тотчас же над уцелевшими чернильницами зажглись разноцветные лампадные огоньки. – Кто следующий?

– Позвольте мне, – произнес чей‑то чрезвычайно корректный голос. – Да‑с, предельно любопытный случай.

Мерцание разноцветных лампадок не позволило хорошенько разглядеть его лицо, но простертая рука была видна весьма отчетливо. Протянулась она, правда, к обезьяне, отчего та настороженно хрюкнула.

– Спокойно, спокойно… – приговаривал тот же голос.

И, точно повинуясь притяжению этой руки, от обезьяньей морды начало отделяться что‑то, похожее на маску; прозвучало напевное неразборчивое заклинание, и перед живой обезьяной прямо на столе сидел точный ее двойник.

Уж не таким ли способом был создан и черный эльф?

– Й‑й‑й‑ио! – крикнул создатель косматого призрака, и тот, повинуясь приказу, бросился вперед по столу, злобно ощерившись. Мона Сэниа успела заметить, что на сей раз ничего из посуды не пострадало: волосатые лапы проходили сквозь реальные предметы, что было видно даже при столь скудном освещении.

Внутренний голос, всегда так заботливо ее опекавший, на сей раз не потрудился даже предупредить об опасности.

Оскаленные челюсти щелкнули возле самого носа принцессы, и она невольно отпрянула.

– Ты чего? – удивленно спросил мальчик, снова пристроившийся на колени к ёр‑Роёру.

– Запашок, знаешь ли… – прошептала она, чуть ли не виновато, в то же время не без легкого злорадства наблюдая, как обескураженный создатель призрака неловкими пассами уничтожает свое творение.

– Да ну? Это тебе почудилось, ару‑Ёрни не умеет творить запаха. – безапелляционно заявил мальчишка. – Ну а теперь попробую я.

Она еще успела подумать, что сей чересчур непосредственный отрок, больше похожий на ощипанного гусенка, чем на ученика чародеев, несомненно, является всеобщим баловнем, которому все дозволено; в следующий же миг пол под нею исчез, и она почувствовала себя парящей над голубой сияющей бездной. Где‑то далеко внизу жадно плескалось море, одевая ее отраженным свечением, словно надеясь, что лунное серебро увлечет ее своей тяжестью в погибельную глубину.

Тем не менее, ее ступни продолжали чувствовать под собой твердую опору, а пугаться пустоты под ногами мог кто угодно, только не тот, кто рожден на Джаспере. Мона Сэниа опустила глаза, тихонько улыбнулась и вдруг подумала, что точно так же должен был чувствовать себя вознесенный над морем Рекс… если бы он вообще способен был хоть что‑то чувствовать. Ты нашла слово!

– … мы слишком утомлены, чтобы рукоплескать тебе, Фаёли, – доносился меж тем откуда‑то издалека скрипучий голос. – Фантазии твоих видений великолепны, но здесь они вряд ли уместны.