Непостижимо! Маги бог весть, в котором колене, и не могут уловить, что ее от всех этих низкопробных фокусов охраняют чары гораздо более могущественные, чем те, которыми владеют они все вместе взятые. Они даже не допускают мысли, что она принадлежит к совсем другим разумным обитателям Вселенной, чем столь презираемые ими кампьерры, которых они с высоты своего величия именуют «эти пещерные»…

И только мальчик, задумчиво и совсем не по‑детски оглядывающий ее с ног до головы, тихо проговорил:

– Я бы не торопился, я бы не торопился… Но боюсь, что даже я ничего не смогу для тебя сделать. Их вон сколько, а я один. Но я дарю тебе право произнести еще одно слово. Скажи его.

Она пожала плечами: то, что пришло ей на ум, в данной ситуации было просто бессмысленно. Скажи!

– Рекс… – прошептала она, и в тот же миг сияние, озарявшее ее снизу серебряным блеском, исчезло вместе с шумом морского прибоя.

В полутьме снова тихохонько колебались разноцветные язычки лампадок. Кто‑то со скрипом отодвинул тяжелый стул, мона Сэниа различила лишь сутулый силуэт, направляющийся к месту, занятому лохматым зверем.

– Пошла, пошла, не до тебя. – Он, тяжело опираясь на край стола, поднялся на кафедру и замахнулся на обезьяну; та проворно скатилась под стол. – Ты, что явилась сюда из варварских подлесий, знай, что мне ничего не стоило бы сейчас вызвать ураган, способный унести тебя обратно в твою зловонную пещеру. Но, во‑первых, мы дали слово Лунному Властелину, что наши чары никогда не вторгнутся в стихию воздуха. А во‑вторых…

Он уселся в освободившееся кресло, и в душном полумраке этого кабинета, который так не соответствовал ее представлениям о волшебных чертогах, ей снова померещилось, что перед нею ее собственный отец‑король, председательствующий в своем диване.

– Во‑вторых, ты произнесла слово.

– Ты забываешься, олиё‑Омм‑олиё! – Визгливый голосок вонзался в барабанные перепонки, как рыбья косточка в больной зуб. – Женщина не может иметь голоса в кафедрионе!

Олиё‑Омм‑олиё выдержал превосходную паузу – уж этими дешевыми приемами отлично владели и в отцовском диване, и в здешнем так называемом кафедрионе.

– Формально ты прав, ён‑Пакуё, – констатировал он. – И для того, чтобы обойти эту формальность, я впредь до последующего моего распоряжения лишаю эту женщину статуса человека и присваиваю ей статус фантома. С правом разумной речи.

Принцесса мысленно восхитилась – нет, этот маггир все‑таки давал ее папеньке сто очков вперед!

– Пусть древнейший подтвердит! – не унимался дотошный кляузник.

Из‑под стола выползла обезьяна, дотянулась до спинки крайнего в левом ряду кресла и поднялась на задние лапы, заглядывая сбоку в лицо старцу – похоже, спящему. Бесцеремонно похлопала его по темени. Тот медленно, словно с трудом, наклонил голову. Обезьяна удовлетворенно ухнула, трижды хлопнула в ладоши и снова убралась под стол.

– Постарайся быть краткой, – повелел глава собрания, благосклонно кивая принцессе.

– Уж как получится, – с обезоруживающей улыбкой слегка поклонилась она. – Я пришла к вам издалека, о великие маггиры, чтобы просить о помощи. Мне нужен амулет, способный снять заклятие с заколдованной горы. Она одета туманом, столь плотным, что в нем не может передвигаться ни человек, ни зверь. Он похож на то, что вы зовете «лунной поволокой», хотя на самом деле это, вероятно, не одно и то же.