Вот это новость!

Почему? Ведь Горон говорил тебе, что такое предположение высказывалось.

Что‑то припоминается. Действительно, если уж мышланы оказались способными подчинить себе людей со всеми их потрохами, то сделать то же самое с их сервами‑вычислителями, каковыми были, по‑видимому, эти Ка, стало уже проще простого. Но – зачем?

Время, время! И долго ты будешь терпеть их бесконечные дискуссии? Да они уже забыли о твоей просьбе.

Ну, еще минуточку – интересно же!

– И зачем, скажите мне на милость? – Эхо ее сомнений в лице тай‑Тоё прозвучало октавы на полторы выше ее собственного голоса. – Если в этой ошибке были виновны мышланы, то для них это было просто самоубийством!

– Не такая уж редкая вещь, – скептически заметил кто‑то. – Даже мудрейшие из маггиров, как вы знаете из наших летописей, иногда приходили к выводу, что суицид…

– Ерунда! – окончательно вышел из себя тай‑Тоё. – Самоуничтожение – это акт отчаяния, а чего мышланам не хватало? Славы? Могущества? Они ж были на вершине всех мыслимых благ! Забавлялись людьми, как живыми игрушками, даже придумали им бога, идолище голоногое, над морем вознесенное. Светом накормлены, людской глупостью позабавлены. И с какой такой радости им было добровольно покидать этот мир?

– Заскучали… – великолепным басом пророкотал ёр‑Роёр.

Принцесса вдруг почувствовала, что прежнее любопытство стремительно замещается тихим бешенством: да что они знают, тепличные болтуны, о самоубийстве? Они тут до посинения могут перебирать гипотетические причины, но им и в голову не придет подумать о том, каким вековечным камнем сопричастности может лечь этот грех на всех окружающих, повязав их невыполнимым долгом…

Но маггиры не унимались, поглощенные привычными словопрениями, словно ее и не было в их кабинетном полумраке.

– … просто решили покончить со всем живым, чтобы начать на нашей несчастной земле жизнь более разумную, – выдвигал свою гипотезу чей‑то усталый до шепота голос. – Так сказать, переписать черновик набело…

– А зверье‑то в чем виновато? – возмущался ёр‑Роёр.

У моны Сэниа уже голова шла кругом: дворцовые навыки приучили ее с одного раза запоминать имя каждого придворного; но сейчас все эти «ёны» и «ёры» кружились в ее сознании, как вечерняя мошкара, неразличимые и раздражающие. Препирательства по поводу некоторых узловых моментов истории, разумеется, – лакомый повод для безделья избранных, но с нее хватило вельможного пустословия в отцовском дворце. Вот уж никогда бы не подумала, во что выльется так дивно начавшаяся на этой земле лунная сказка…

Она еще не успела подумать о Лунном Нетопыре, а губы уже свело памятью боли разъединения с другими тубами. Проклятие! Если ей так и не удастся совладать с этой мукой, подчиняющей и тело, и разум, то один выход – пристрелить его, властелина полуночного. В конце концов, в каждой сказке герой изничтожает какое‑нибудь чудовище, к вящей собственной славе и восторгу благодарного населения.

Не думаю, что это поможет.

А что, есть другой выход?

Другой выход есть всегда: терпеть.

Ну, это для кого‑нибудь другого. Особенно в данный момент. Слова, слова, слова – но это уже из другой сказки, принесенной с Земли ее командора. Хватит купаться в словах.