Но вверху что‑то громыхнуло уже гораздо ощутимее, по лестнице покатилась какая‑то плотная бурая волна… не вода, пыль. Фонарики разом потускнели, и в этом удушливом полумраке, где больше всего хотелось не спасаться, а попросту чихнуть, она различила кряжистую фигуру, выросшую на ступенях лестницы словно из‑под земли.

Все бы ничего, но у пришельца было две головы: побольше и поменьше.

На какой‑то миг блеснула надежда, что это всего‑навсего какой‑то сбрендивший маг со своими неуместными шуточками, но всеобщее оцепенение не оставляло для этого ни малейшей надежды.

– Наемник Вселенской Орды… – выдохнул кто‑то с ужасом и омерзением.

Обе головы ордынца с завидной синхронностью крутанулись влево, вправо, вверх; застыли. Тоненько, а затем все громче и отчаяннее завизжала обезьяна, от животного ужаса разом утратившая свой дар человеческой речи. К счастью, кого‑то из маггиров этот визг отрезвил – раздался гортанный вскрик короткого заклинания, и вокруг пришельца поднялся вихрь лиловатого колдовского пламени.

Детская забава. Двуглавый монстр стремительным броском переместился вперед, уходя из огненной воронки и одновременно извлекая из складок необъятного плаща какую‑то крошечную вещицу, которая блеснула у него в пальцах мутноватым ртутным просверком. Рука медленно поднялась вверх, где под колокольным раструбом замер Фаёли, словно ордынский наемник разглядывал мальчика в увеличительное стекло. Только нет, слишком хищной была его недвижная напряженность, он не просто глядел, он целился…

Спокойно, сейчас маггиры себя покажут; а ты хотя бы не вмешивайся, раз не хочешь бежать.

Взрыв голосов – переплетение заклинаний; голубовато‑звездный свет, не способный пробиться сквозь хаос бешено вращающихся смерчей, где пыль веков смешалась с человеческим прахом; огненные змеи под ногами, юркие и бессмысленные в своей слепоте… Наверное, каждый из маггиров и обладал какой‑то сверхъестественной силой, но вместе они были сейчас лишь растерянной толпой, где каждый мешал друг другу. Бараны‑чудодеи… В этой неописуемой толчее пылевых столбов, разрываемых игрушечными молниями, скрывать и дальше свой дар было пустой тратой времени, и она мгновенно перелетела к отдаленной стене (никто, естественно, этого и не заметил), привычно занимая между каменными обломками позицию, которая из наблюдательной легко могла бы превратиться в боевую. И вовремя: раздался львиный рык ёр‑Роёра, и громадная глыба, отъединившись от свода пещеры, с ужасающим грохотом рухнула па то место, где только что стоял двухголовый ордынец… Вог именно – только что.

Потому что сейчас он был уже возле самой паутины, заслоненный от всех маггиров как смертоубийственной глыбищей, не нанесшей, впрочем, ему ни малейшего вреда, так и завесой пыли. И так мгновенно переместиться он мог только через ничто  , до сих пор доступное только джасперянам… По сейчас это было не важно, потому что только принцессе из ее укрытия было видно, как он снова поднял руку, вместе с нею нацелив вверх два остроклювых профиля…

Мона Сэниа почувствовала, как в ней самой исчезает что‑то человеческое: пальцы, хищно сжимаясь, превращаются в когти, колени пружинят, выверяя готовность к прыжку – звериная бессознательная готовность к схватке с существом, в котором шестое чувство признало смертельного врага раньше, чем это сделал разум.

Ей вдруг подумалось, что если бы у нее на загривке имелась шерсть, она наверняка поднялась бы дыбом; от этого сразу стало смешно и, как следствие, вернулась четкость восприятия. Все объяснялось очень просто: вторая голова была не человеческой, а птичьей.

Крэг.

Распластался на плече, стервятник вселенский, и плащом полуприкрыт. И хозяин ему под стать: здоровенный детина с куцей головенкой и, к сожалению, с уже доказанной способностью совершать перелеты через ничто  . Но не джасперянин.