Однако и дома ждут.

Она положила «свахейскую ракушку» на отполированную до зеркального блеска лазуритовую пластину, подумала мельком, что надо бы оставить что‑нибудь в знак извинения – был когда‑то разговор о лесной землянике… Да, чертовски неловко получилось. Но на оправдания нет времени.

Такой вот неприятный осадок на душе пришлось уносить с собой в Бирюзовый Дол.

Здесь, к счастью, все было более чем спокойно – разнежившийся на солнышке благородный эрл, подложив под отнюдь не аристократический зад потрепанную земную книжицу, сидел на пороге привратного кораблика, откуда они вместе с Флейжем лениво отпускали сугубо пристойные шуточки по адресу Киха, который, скрестив ноги и заложив правую руку за спину, сидел на траве, одной левой обороняясь от юного принца, нападавшего на него с деревянным мечом. Над ними, тоже ленивее некуда, парила Гуен.

– Обедали? А где все? – выпалила принцесса, торопливо придумывая, что бы сказать в свое оправдание.

– Уже два раза ланчевали, тебя ждем, твое мое величество. Что же касаемо народонаселения, то смею доложить: Эрм в замке, Пы на берегу, приглядывает за строительством; Борб получил увольнительную, у него какой‑то семейный сабантуй; Дуз с Оськой балуется – что‑то Ардинька давно не появлялась; Сорк после ночного караула отсыпается. Кукушонок где‑то своего птенца уму‑разуму учит. А наш певчий строфион, как я полагал, с тобой. Или нет?

– Я думала, он тоже полетит сюда, так что за руку не держала, – пробормотала она облегченно – стало быть, Юргу неизвестно, что после Ала‑Рани она еще где‑то побывала. – Мы у него на чердаке просидели, видишь, я вся в пыли. Он все глядел на дом рокотанщика, где дама его сердца обитала, сокрушался; а потом вдруг увидал на улице другую свою пассию, ну ты понимаешь, ту, у которой он ночевал…

– Охо‑хо, – командор потянулся, расправляя плечи, – ну и что там наш шалун подлунный?

Подлунный. Она судорожно сжала разом занемевшие от боли губы, как было теперь постоянно, когда нечаянно брошенное слово окунало ее в лунную одурь Нетопырева наваждения. Она тихонечко провела по ним языком, чтобы вернуть себе способность говорить, не выдавая заполонившей ее томительной напасти.

– Не облизывайся, – по‑своему понял ее благородный эрл. – Сейчас велю собирать на стол, а то, как я замечаю, ты с этими перелетами в тонконогую девчонку превращаешься. Кстати, наш двоеженец перед отлетом успел хотя бы с одной из них пообщаться?

– Как будто ты его не знаешь! – Она уже полностью овладела собой. – Махнул рукой и исчез, шляется теперь неизвестно где. А его Мади, или как там ее, Эзерисова мамаша, жива‑здорова – ну не совсем жива и не вполне здорова, но пребывает в собственном доме. Ее законный супруг у тамошних властей в милости, вот ему и сделали подарок, вернули ее в дом в качестве комнатного украшения. И цепью приковали.

– Откуда ты все это знаешь?

– Перекинулась парой слов с Махидой. Деловая дама.

– А Мади? Что, действительно такая красавица?

– Но‑но‑но! Кому тут красавицы потребовались? Впрочем, она совсем еще девочка, в чем душа только держится, так исхудала. Надо бы помочь. Кстати, Флейж, чтобы ты тут не изнывал от безделья, слетал бы к королеве Ушиньке, попросил какого‑нибудь снадобья для поддержания сил… ну и от всех болезней в придачу.

– Слушаю и повинуюсь, моя принцесса! – исчез, точно рыжая молния – давно Ардиньку не видел, обрадовался поручению.

Юрг, перегревшийся на весеннем солнышке, тоже обрел командорский тон:

– Ких, распустил я вас! Кончай баловаться, накрывай где‑нибудь в тенечке.