Но ведь рано или поздно мальчишка спросит, где его настоящая мать. И если сейчас она в беде, то получится как‑то не по‑рыцарски.

– А ведь основательно прибрали они к рукам этот городишко! – подал голос от соседнего окна Флейж. – Возникнем прямо на улице – неплохая драчка организуется.

Этому как всегда не терпелось.

– Возьми Ушинин кувшинчик с целебным снадобьем, и ни‑ка‑ких улочек. Не хватало еще тут застрять. Круглую крышу у нас под самым окном видишь? Где в центре беседка. Из нее лесенка ведет вниз. В доме всего две женщины, отдашь им лекарство, скажешь – от господина их Гарпогара; если не поверят, покажи свой меч, это лучше любого пароля. И сразу сюда, чтобы никаких расспросов.

– Есть, командор.

Где‑то под ребрышком ёкнуло: «командор». А совсем недавно была легконогой проказливой девчонкой, краешком глаза заглянувшей в чужую сказку… Только ничего больше нет, ни девчонки, ни сказки.

Ни Кокона Ветров – так и не доставшегося ей талисмана.

Флейж появился так же бесшумно, как и исчезал. С тем же кувшинчиком в руках:

– Там пусто.

– Что, совсем?

– Совсем. То есть козел какой‑то престарелый отдыхает на полу, что‑то из фляги тянет. А женщин нет.

Она раздумывала не дольше секунды.

– Он их где‑то спрятал. Чем ниже уровень развития, тем больше тайников, секретов и прочей ерунды. Давай‑ка туда, обратно, только не в ту горницу, где… э‑э‑э… вышеупомянутый козел.

Флейж подал ей руку, и спустя миг оба уже стояли на золотистых досочках Мадиной горенки; чуткие струны, протянувшиеся от потолка до пола, отметили их появление настороженным перезвоном. Несмотря на скудный свет, едва пробивавшийся сквозь застилавшую окошко традиционную зелень, было очевидно, что в комнатке пусто. Одно тряпье по углам.

– Ну, подпола‑то тут никакого нет. – Флейж опытным глазом окинул помещение. – А без него, – куда двух теток упрячешь? Перегородочки хлипкие, дощатые, вместо дверей завески ветошные, чердака и вовсе…

Снаружи брякнуло, зашелестело – не иначе как полетели горшки с зеленью. Принцесса вскинула руку: замри и не шевелись. Четко, по‑военному впечатываясь в доски, застучали сапоги; занавеска на двери метнулась вверх и приклеилась к потолку. Но принцесса и ее дружинник уже стояли у противоположной стены плечом к плечу, десинторы у бедра; для едва уловимого движения вперед, необходимого для того чтобы исчезнуть, и времени и пространства было предостаточно.

Шаги приблизились, в дверной проем вдвинулись две закутанные с ног до головы серые туши; расступились, пропуская третьего, и снова сомкнулись, превращая комнатку в наглухо запертую западню. По здешним представлениям, разумеется.

Не обращая внимания на стражей, принцесса оценивающе оглядела этого третьего, инстинктивно угадывая в нем достойного противника (только вот почему на этой земле как‑то подозрительно умолк внутренний голос, всегда предупреждавший ее об опасности?). Но и без подсказки было ясно, что развернутые плечи атлета, скользящая плавность шага и безукоризненная скупость движений выдают в нем опытного бойца, стремительного в нападении. Край не по‑воински легкого плаща укрывал голову; поверх недешевой ткани была намотана какая‑то заскорузлая веревка с бесчисленными узлами. А вот лицо почти ни о чем не говорило – смуглое, молодое, неподвижное. Темные волосы растут мыском от самой переносицы, совсем как у Эзрика, глаз не видно – разглядывает чужаков сквозь полуопущенные ресницы, с ленцой, как заведомую собственность.