Неизвестно, чем бы кончилось затянувшееся молчание, но тут за стеной затопотали, заперхали; стража вновь подалась в стороны, и кто‑то увесистым пинком втолкнул в комнату козла.

Во всяком случае, так показалось принцессе в первый миг. В следующий она поняла, что это некто, пугливо прижимающийся к полу и заслоняющий свою голову белым черепом с раскидистыми витыми рогами.

Незнакомец в парадном плаще, поначалу брезгливо отодвинувшийся, потратил не более двух секунд на оценку ситуации; засим, изобразив наифальшивейшую улыбку, он склонился над распростертым старцем, одной рукой бережно, но твердо отбирая вилорогий череп, а другой ласково касаясь кудлатой седой головы.

– Скажи, почтенный рокотанщик, где милейшая хозяюшка дома сего?

«Почтенный» тоненько взвыл, мотая головой; белые пряди мели пол, струны по углам горестно вторили.

– Загубили мою красу‑у‑у… Порешили отрока благолепного, покололи глазоньки златоглядные… Во Успенном бору мил‑дружок мой покоится, без него не звучать боле струнам рокотановым…

– А рокотаны нам крайне нужны, – вполголоса заметил незнакомец, и носок его мягкого сапожка ткнулся в старческий зад. – Убрать. Поить, кормить вдоволь: среди здешних телесов отыскать парочку посмазливее… м‑м‑м… на Зверилов вкус. Отрядить сюда в услужение.

Это уже совсем другим тоном, определенно не знавшим возражения. Царек здешний, что ли? Нет, не царек, под плащом угадывается слишком много оружия. Воевода. А еще вернее – атаман разбойничьей шайки, только очень‑очень крупной и опасной шайки… Ага, вспомнил, наконец, и о непрошеных гостях. Обернулся, вздернул подбородок и стал, словно на голову выше:

– Где та, что подарила миру Неявленного, снизошедшего до нас, дабы стать на все времена Осиянным? – прозвучал ровный голос, до того бесстрастный, что в нем не сквозило даже высокомерия.

– Ее здесь нет, – точно с таким же царственным хладнокровием отвечала принцесса. – И искать ее ты больше не будешь.

И тогда вспыхнули глаза – желтые, тигриные.

– Но какому праву ты, гололобая, смеешь… Голубая молния не самого мощного, но впечатляющего десинторного разряда ударила ему под ноги.

– А вот по такому.

Трудно представить, кто бы в этом варварском мире не шарахнулся в сторону. Но только не этот. По липу поползла косая усмешка, стирая с него все человеческое – осталась только неукротимость, порожденная бешенством.

– Думаешь, меня молниями не пугали? Говори – где сучонка?

Яростный взгляд метался по комнате, и, казалось, оставлял в воздухе желтые прочерки:

– Где?!

Пена закипала у него на губах, как у закусившего удила жеребца. Такого никакой страх уже не остановит. Нужно другое. Мона Сэниа торжественно подняла левую руку:

– Предначертано свыше, чтоб никому сие было не ведомо. – Она постаралась, чтобы ее голос звучал как можно полнозвучнее и вдохновеннее – и получилось, потому, как за стеной разом отозвалось несколько рокотанов. – Никому! Ни тебе, ни мне.

– Предначертание – это я!!! – Это был уже просто звериный рев.

Вот так. Последняя степень фанатизма, когда не пугает даже угроза смерти. Это уже не человек, и людские законы к нему неприменимы. Таких нужно просто уничтожать. А ведь красивый был мальчик. Сильный. Бесстрашный. Знала бы, кто его сделал таким – приказала бы повесить за…

Пальцы сжали рукоятку десинтора, нехотя врубили клавишу предохранителя. Это – не ее мир, и не ей его спасать от всякой нечисти.

– Ты – ничто, – бросила она с отвращением и горечью, одновременно стискивая руку Флейжа и увлекая его в спасительный перелет обратно, на лиловый ковер Игуаны.