– Сейчас он озабочен мальчиком, которому предстоит заменить меня… Но он поторопился.
– Мальчика? – невольно вырвалось у нее. – Тебя заменит ребенок?
Складки на пергаментном лобике, которые когда‑то были бровями, слабо шевельнулись:
– Ребенок… Когда его вернут сюда, он будет уже взрослее тех, кто не пережил всех мытарств, выпавшего на его долю. Первое время моим ведьмам (не перебивай его, ведьмы – это те, что ведают, и не больше) придется помогать ему; но одна за другой они будут уходить в небытие… А в твоем подлесье разве не так?
Не утомляй его долгим рассказом о себе.
И не собираюсь. Не отнимать же по пустякам последние минуты жизни у этого до ужаса одинокого человека! А мне нужен всего один ответ – где Горон?
Не думай о том, что нужно тебе – сейчас ты нужна ему.
А ведь и правда – на нее глядели глаза, в которых разгоралось что‑то живое, юное; ну конечно, ведь для таких, как он, старейших, единственной радостью оставалось именно ведать. Вот даже сейчас он хочет услышать что‑то, ему доселе неизвестное.
– В моем племени правителя сменяет его сын, – осторожно проговорила она, – а на соседних остро… то есть на соседней земле – внук.
– Неразумно, – послышалось негромко, но бескомпромиссно. – Потому что долго. Горон сделает это быстрее. Так зачем он тебе?
Не ответить совсем ничего было просто неучтиво.
– Мои люди… Я хочу сказать – люди моей земли могут попытаться… не сразу, конечно, а когда вы будете готовы… – Она стиснула руки, заставляя себя сделать отнюдь не легкую вещь: говорить все, как есть, самыми простыми словами. – Горон открыл мне, что вашей заветной мечтой было возвращение туда, откуда вы прилетели. Или нет?
– Горон… – Бескровные губы молча шевелились, словно старец пережевывал свои собственные слова. – Горон. Ну, сам‑то он об этом не мечтает. Это человек не нашего народа, его‑то предки всегда жили среди этих гор и холмов. Он – последний из племени номадов.
Как же ты забыла об этом – ведь он рассказывал тебе о своем прошлом! Да помню я, помню.
– И, тем не менее, он всеми силами хочет помочь вам. – Она не могла не вступиться за своего спутника.
– Возможно… Но боюсь, что на это не решится мой народ.
Я совсем недавно говорила с маггирами – даже они готовы. Хотя на старой земле им, помнится, жилось не сладко.
Морщинки‑трещинки на высушенном годами личике изобразили что‑то вроде улыбки:
– Сказочный ребенок, ты со всеми разговариваешь, как равная с равным?
Вот это‑то как раз ее и смущало – стоя над ним, она не чувствовала равенства и, напротив, как бы роняла свои слова свысока; чтобы исправить это положение, она попросту села на припорошенный сеном глинобитный пол, обхватив колени руками и положив на них подбородок:
– Давай на время оставим мои манеры в сторонке и поговорим о более серьезных вещах. Кто может помешать твоим подданным осуществить свою мечту – думаешь, Нетопырь Полуночный?
Одинец прикрыл глаза, как видно, собираясь с силами:
– Люди чаще всего мешают себе сами. Мечта же прекрасна тем, что она существует только в людских умах. Ею упиваются и гордятся, о ней без конца говорят… и говорят… и говорят… Так что каждый говорун же начинает чувствовать себя борцом за осуществление этой мечты.
Черные небеса, до чего же точно подмечено! Вот уж не ожидала такой мудрости от туземцев.
– А что препятствует перейти от слов к делу? – не совсем учтиво перебила его принцесса, приятно ощутив пониже ребра самый надежный аргумент в пользу действия – десинторную кобуру, на дне которой еще совсем недавно лежало погибельное кольцо. |