Она почесала нос, прикидывая, есть ли у нее еще немного времени на то, чтобы попытаться проникнуть под этот панцирный полог – и замерла: из глубины древесного массива до нее донеслась несомненная звериная возня: шелест, причмокивание, затяжные вздохи, похожие на зевки; эти звуки она распознала безошибочно – так громадная кошка, пробудясь после сладкого сытого сна, вылизывает себе лоснящуюся шерсть. Еще не зная, отступать ей или приготовиться к долгожданной охоте, мона Сэниа осторожно достала десинтор и перевела его на ближний бой. Однако презентовать мужу такой охотничий трофей – это наверняка схлопотать себе очередное ограничение полетов. Уж лучше ретироваться подобру‑поздорову, и поискать живность помельче и желательно – где‑нибудь подальше отсюда.

Она сделала скользящий шаг назад, и в этот миг до нее донеслось нежное и жаркое:

– Любый мой…

6. И лавина снегов…

Легкий, размашистый шаг. Вперед – назад. И снова вперед – назад. Только несчастные колокольчики похрустывают. Постукивают костяшками сжатые кулачки. Что же теперь сказать Юргу? И как? Слетала так, на минуточку и без мужнина ведома на Невесту, и что уж совсем недопустимо – без обязательного эскорта. Кстати, ничего ведь и не случилось, няньки ей не нужны, не то что некоторым…

Между прочим, надо бы поторопиться, пока все семейство не вернулось с вечернего купания. Гнев командора (если честно себе признаться, то справедливый) будет страшен. Пережить такое желательно при минимальном количестве свидетелей. Лучше бы и вообще без оных. Так что наилучший вариант – подождать до позднего вечера, нежаркое (по сравнению с невестийским) джасперианское солнышко все равно уже движется к закату. Пожалуй, в качестве предварительного извинения за самовольство стоит учинить не то чтобы маленький пир, но изысканный ужин, можно даже велеть Эрму, чтобы прислал из замка ее любимые канделябры с подставками из лилового порфирита…

А вот что будет после ужина, заранее загадывать не надо – тут уж ей поможет ее прирожденная склонность ко всяким упоительным экспромтам; и только после всего этого, когда она почувствует, что у ее нежного супруга и грозного повелителя не осталось уже никаких сил на командорский гнев, она спохватится: а кстати, дорогой, еще сюрпри‑и‑из…

Она остановила, наконец, свое нервное кружение – уж если речь зашла о канделябрах, то стол следует накрыть в шатровом покое. И поскорее.

Принцесса перенеслась туда и суетливо принялась за дело, с легким вздохом отмечая про себя, что у некоторых женщин это получается автоматически. А она впервые ломает голову над тем, как не то чтобы обмануть мужа – да спасут ее от такой мысли все древние боги! – а всего лишь оттянуть до ночи неизбежное признание. И во всем теле такое ощущение, словно по жилам растекся сок незрелых кислых ягод.

Кстати, неплохо бы пошушукаться на эту тему с обаятельнейшей Ушинюшкой – вот уж кто умеет поддерживать в семье атмосферу безмерного согласия и радушия. Но это потом. А сейчас…

Она круто повернулась на каблуках – и остолбенела: на пороге ее дома четко означился силуэт громадного нахохлившегося крэга.

В первый миг ей показалось, что это – поводырь ее отца; но крылатый монстр встряхнулся, как обыкновенная курица, и медленно поднял изящную тонкоклювую головку. Что‑то сверкнуло и заискрилось над нею, точно хрустальные иглы, и мона Сэниа с ужасом поняла, что это – венец.

Страх был не за себя – она уже пережила весь кошмар подчинения такому чудовищу; но уж если венценосный крэг рискнул предстать перед ней, то, значит, он хорошо обдумал, кому и чем он будет угрожать.