Внезапно они остановились – тропинка обрывалась, выходя на гранитный уступ, под которым далеко внизу недвижно застыла темная глубокая вода.
Харр отшатнулся и вцепился в сосновый ствол.
– Да что я тебя, топить собралась, точно кутенка лишайного? – фыркнула Паянна. – Не боись. А вот когда дрожать надоест и храбрости наберешься, одежу скинь да с кромочки этой вниз и сигани, тут невысоко. На лету и вспомнишь, что к чему. Клин ведь клином вышибают. Плавать, небось, умеешь?
– Тут обучили, ведь мне на Тихри‑то нашей как река на пути, так загвоздочка, – проговорил вечный странник, постукивая зубами. – Только не по мне это…
– А я тебя и не неволю. Ну, почапала я.
Между тем на голубом лугу все уже разбрелись кто куда, одна мона Сэниа осталась на месте, задумчиво постукивая пальцами по опустевшему хрустальному кувшину, чьи льдистые отблески заставляли зябко подрагивать чуткую весеннюю траву.
Шумно дыша, протопала мимо Паянна.
– Ну что? – без особой надежды поинтересовалась принцесса.
– Он тебе скоро сам все поведает, разговорила я его. А что касаемо изменщика… – Она наклонилась так, что ее дыхание зашевелило волосы принцессы. – Среди своих ищи.
Мона Сэниа вопросительно подняла брови: не плохо было бы еще узнать – как?
По черному лице скользнула недобрая усмешка, точно по чугунной сковороде протекла струйка масла.
– А надыть, могешь и не утруждаться, княжна. По житью‑бытью в немирном краю своем точно знаю: изменщики‑то долго не живут. – Она задумчиво почесала кончик носа. – Ежели, конечное дело, они не бессмертные…
11. Минута нездешней ночи
Мона Сэниа задумчиво глядела вслед Паянне, деловито направившейся к кухонному навесу. Она права, она почему‑то всегда бывает права. Неужели и ей самой суждено когда‑нибудь стать такой же мудрой… и такой же старой?
Руки сами собой поднялись, как у ночных плясунов невестийского подлесья, тело вытянулось в струнку, звенящую безрассудным всесилием юности. Сиреневое легкое платьице, искусно заштопанное сервом‑рукодельцем, колыхнулось вокруг загорелых ног, словно в танце. Да никогда! Не будет она дряхлой, грузной, неповоротливой. Этого не может быть, потому что такого просто быть не может! Ее крошечное сказочное королевство – Игуана – подчинено каким‑то магическим законам, по которым у тех, кто не желает стареть, юность чудодейственным образом не иссякает. Просто так, даром. И скорее всего это постарался хитроумный Алэл (непонятно, правда, по каким соображениям), ведь по неписаным законам Джаспера короли на своей земле всесильны, а уж этот повелитель пяти стихий – и подавно…
Стоп, стоп! А не в этом ли разгадка предполагаемой тайны, которой на самом деле и вовсе нет? Ведь верховный крэг – это тоже король среди себе подобных. Так не обладает ли он способностью, которой наделены владыки джасперян – по собственной воле появляться в любом уголке подвластной ему планеты? Очень даже похоже на то, особенно если припомнить, как явился перед ними так называемый прокуратор Тихри. В нужный момент и точно у той Анделисовой Пустыни, где они с Юргом тогда находились.
А ведь просторы Тихри необозримы, просто так, крылышками помахивая, не скоро долетишь. И если ее догадка верна, то, значит, среди ее верных дружинников вообще нет никакого предателя‑оборотня!
Фу‑у‑у… Захотелось одновременно и повалиться на траву, и запрыгать, хлопая в ладошки.
– Ты что, княжна, точно камень с плеч сбросила? – донесся сквозь стук и лязг кухонной утвари зычный голос чернокожей домоправительницы.
– Так и есть, Паяннушка, так оно и есть! – легкость‑то какая, древние боги, ну почему ее угораздило родиться человеком, а не птицей? – Будь другом, пригляди за Эзриком; вот и Пыметсу тебе поможет, если одна не справишься, он в караулке. |