Искать тайники древних магов и мудрецов – и наткнуться всего‑навсего на замурованную кладовую, все сокровища которой оказались ненужными перед обреченностью людей, копивших эти несметные богатства. От досады захотелось даже плюнуть в щелку (где‑то в дальнем уголке сознания мелькнула мысль – пожалуй, такое желание вполне естественно для девчонки, которой только вчера врезали мячом по голове); удержали только настороженные взгляды сопровождавших ее дружинников, которым было велено держаться поблизости, но все‑таки на безопасном расстоянии – нелепо было бы закончить свою верную службу под обломками этой пузатой хоромины, ненадежные опоры которой грозили в любой момент подломиться.
Наблюдательный пункт для них был определен удачно: всего в полуполете стрелы, на гребне местами сохранившейся массивной стены, огораживающей сокровищницу. Юрг настоял на том, чтобы в свои путешествия мона Сэниа выбирала только тех, кто не входил в число троих подозреваемых; она скрепя сердце согласилась, прекрасно понимая, что такое ограничение долго не продержится. Незаподозренных оставалось уж слишком мало.
Так что с ней был Флейж, который сейчас сидел себе на верхней кромке стены, влажной от вечного тумана, и болтал ногами, уже привыкший к тому, что с предводительницей неуязвимой дружины ничего случиться просто органически не может; достославный же Эрромиорг, нагулявший себе изрядный животик за зиму, проведенную в должности сенешаля‑рестоврато‑ра асмуровского замка, напротив, замер у подножия стены в тревожной стойке, засунув большие пальцы за тесноватый пояс, чтобы руки были поближе к двум десинторам, снятым с предохранителя.
Принцесса помахала своим спутникам – мол, все в порядке, оставайтесь на месте; на всякий случай еще раз глянула на сверкавшую под нею россыпь драгоценностей.
И тут заметила, что они не были свалены как попало – искрящиеся нити, размытые овалы и однозначно распознаваемые многоугольники несомненно образовывали замысловатый узор, раздражающий своей асимметричностью. Внизу таилось изображение, интригующее своей загадочностью – так неужели же улететь, унося в памяти лишь малый его фрагмент, видимый в узкую щель?..
Естественно, в следующий миг она была уже там, внутри. Мелкие камешки, просыпавшиеся вниз, когда она шевельнулась, чтобы перейти через обязательное ничто, еще поклевывали ей макушку, а она уже выхватывала из‑за пазухи свой новый свахейский амулет – Ракушку, думая только об одном: только бы успеть, только бы это неразгаданное диво не порушилось прежде, чем его запечатлеет магическая память.
– Как там эти семечки… а, кунжут, то есть сезам, открывайся быстрее, тролль тебя побери! – крикнула она нетерпеливо.
И Ракушка послушно разверзлась с едва уловимым сухим щелчком. Получилось!
Ну и уноси ноги, пока не поздно!
В самый раз.
Потому что над головой затопало, загрохотало, каменные осколки посыпались все крупнее и крупнее, разбиваясь с хрустальным звоном; и вот уже сверху рушилось что‑то вовсе громадное и бесформенное, от чего она сумела‑таки увернуться, спасаясь через ни разу не изменившее ей ничто.
Флейж поймал ее за плечи и помог удержаться на кромке стены. Вот только Эрма здесь не было.
– А где…
Толстяк появился в тот же миг, едва не сбив ее с ног. Алмазы и изумруды сыпались с него, как блохи с шелудивого пса. Голову потерял, заевшийся жирный каплун, не мог сообразить, что изъеденная временем оболочка не выдержит его тушу!
– Какой тролль понес тебя на этот шар? – Она с трудом подобрала наиболее мягкие выражения. – Ты же прямо на меня рухнул, и как только мне шею не свернул!
И без того осунувшуюся физиономию сенешаля словно сполоснули кислым молоком.
– Но, моя принцесса, ты изволила повелеть нам наблюдать за тобою с безопасного расстояния, так что как только ты исчезла из обозримого пространства…
– Эрм, ты в чужом созвездии, здесь нужно думать, прежде чем выполнять приказы буквально! – вот что, значит, засидеться на диванных подушках, сёкосой ему в задницу!
Она представила себе, что было бы с Эрромиоргом, произнеси она вслух это запоздалое пожелание, и едва не фыркнула; но сейчас он вызывал только жалость, тем более что по его обвисшей щеке стекала алая струйка – как видно, зацепило каким‑то шальным самоцветом. |