Свинья поднимается на ноги и, переваливаясь, бредет в дальний угол загородки. Глупое животное, не понимает традиций, говорит Клаудия. Думаю, пора идти — надо найти Сильвию. Да, отвечает Гордон, думаю, да. Они не трогаются с места. Как-то нелогично, говорит Клаудия, что ты рассматриваешь альтернативные судьбы внутри личностного контекста. Я исхожу из того, отвечает Гордон, что люди принимают решения. Хотя вынужден признать, что одни делают это лучше, чем другие. Только безнадежно деклассированные элементы абсолютно не в состоянии контролировать то, что с ними происходит. Словно эта несчастная свинья двадцатого века, говорит Клаудия, принужденная жить в условиях века семнадцатого на забаву туристам и в интересах сохранения национального наследия Америки.

Они поворачиваются и медленно возвращаются в координационный центр, в настоящее, где их ожидает Сильвия. Я придумал новую игру, говорит Гордон, только для нас с тобой. Это что-то вроде исповеди. Каждый из нас признает неправильный выбор, а потом другой придумает альтернативу. Скажем, ты признаешь Джаспера, а я предложу тебе, например… м-м… Адлая Стивенсона, с которым, я помню, ты недолго встречалась — и сияла как медный грош. Скажем, ты родила ему прекрасного сына, который теперь стал губернатором Массачусетса. А ты в чем признаешься? — требовательно спрашивает Клаудия. А я признаю, что зря сменил род занятий, отвечает Гордон, мне не следовало бросать крикет. Я бы сейчас был капитаном сборной Англии на пенсии и заслужил всеобщее признание там, где оно действительно чего-то стоит, Не валяй дурака, говорит Клаудия, я же вижу, что в твоей игре для меня и для тебя разные правила. Я не играю. И вообще, я хочу пить.

Они входят в ресторан. Сильвия сидит за столиком перед стаканом чая со льдом и блюдом салата. Лицо у нее все в пятнах. Она встречает их с видом уязвленного благородства, Не имела понятия, когда вы вернетесь, говорит она, так что заказала без вас. Гордон кладет руку ей на плечо. Извини, дорогая, говорит он, так оно и есть. Мы зазевались. Надеюсь, ты отдохнула. Заказать тебе еще что-нибудь? Отрешенно и обиженно Сильвия отвечает, что съела бы мороженое.

Автостоянки, вестибюли, туалетные комнаты и рестораны наложены на дикую природу. Мне представляется, что одновременно существует сразу несколько пространств: реальное и ирреальное, данное нам в ощущениях и воображаемое. Это становится моей собственной системой координат; прошлое, пережитое вместе с другими людьми, становится твоим личным. Гордон и Сильвия в тот день несколько лет назад, бок о бок с плимутскими поселенцами, — и кучка музейных служащих в маскарадных костюмах.

4

— Что это? — шепчет она, поднимая руку.

— Что, мисс Хэмптон? — переспрашивает сиделка. — Да ничего, просто окно.

— Там… — она тычет рукой в воздух, — то, что движется… Как оно называется? Скажите!

— Я ничего не вижу, — сухо отвечает сиделка, — Не суетитесь, голубушка. Вы сегодня немножко не в себе. Поспите. Я задерну шторы.

Женщина вдруг успокаивается.

— Шторы, — бормочет она, — шторы.

— Да, голубушка, — говорит сиделка, — сейчас задерну шторы.

Сегодня память подвела меня. Я не могла вспомнить простейшее слово, какой-то заурядный предмет интерьера. Какое-то мгновение передо мною зияла пустота. Язык связывает нас с миром, без него мы существуем хаотично, как атомы. Спустя некоторое время я произвела ревизию комнаты — перечислила все, что в ней было; кровать, стул, стол, картину, вазу, шкаф, окно, шторы… Я перевела дух.