Книги Классика Эмиль Золя Лурд страница 3

Изменить размер шрифта - +
  Обеим  было
досадно, что они не могли взять к себе Мари - она пожелала остаться с Пьером
и отцом; впрочем, они без труда общались через низенькую  перегородку  купе.
Да и весь вагон - все пять купе по десяти мест в каждом - представлял  собою
как бы единую движущуюся залу, которую можно было сразу  охватить  взглядом.
Это была настоящая  больничная  палата;  между  голыми  желтыми  деревянными
перегородками, под выкрашенным белой краской потолком, царил беспорядок, как
в наскоро  устроенном  походном  госпитале:  из-под  скамеек  торчали  тазы,
метелки, губки. Вещей в багаж не принимали, поэтому всюду громоздились узлы,
чемоданы, деревянные баулы, шляпные картонки, дорожные мешки - жалкий скарб,
перевязанный  веревками;  на  медных  крюках  висели,  покачиваясь,  пакеты,
корзины, одежда. Тяжелобольные лежали среди этой ветоши  на  узких  тюфяках,
занимая по нескольку мест  каждый,  -  громыхание  колес  мчавшегося  поезда
укачивало их; те же, кто  мог,  сидели  мертвенно-бледные,  прислонившись  к
перегородкам, подложив под голову подушку. По правилам полагалось,  чтобы  в
каждом  купе  присутствовала  дама-попечительница.  Вторая   сестра   Общины
успения, Клер Дезанж, находилась на другом конце вагона. Здоровые  паломники
уже вставали, и некоторые даже принялись  за  еду  и  питье.  Одно  из  купе
занимали десять женщин, - они сидели,  тесно  прижавшись  друг  к  другу,  -
молодые и старые, все одинаково  безобразные  и  жалкие.  Окон  нельзя  было
открывать из-за чахоточных больных; в  вагоне  стояла  духота;  казалось,  с
каждым толчком мчавшегося на всех  парах  поезда  зловоние  становилось  все
более нестерпимым.
     В Жювизи прочли, перебирая четки, молитву. А когда в шесть часов вихрем
промчались мимо станции Бретиньи, сестра Гиацинта  поднялась  с  места.  Она
руководила  чтением  молитв,  и  большинство  паломников   следило   за   их
чередованием по маленькой книжке в синей обложке.
     - Angelus, дети мои, - проговорила  сестра  Гиацинта  с  обычной  своей
улыбкой,  исполненной  материнского  добродушия,  которому  девичья   юность
придавала особое очарование и нежность.
     Затем прочли  "Ave".  Когда  чтение  молитв  окончилось,  Пьер  и  Мари
обратили внимание на двух женщин, сидевших с краю в их купе.  Одна  из  них,
та, что поместилась в ногах у Мари, на вид мещанка, в  темном  платье,  была
преждевременно увядшей, худенькой  блондинкой,  лет  тридцати  с  лишним,  с
выцветшими волосами и продолговатым страдальческим лицом, на котором  лежала
печать беспомощности и бесконечной тоски; она старалась занимать  как  можно
меньше места и не привлекать к себе  внимания.  Напротив  нее,  на  скамейке
Пьера, сидела другая женщина одних лет с первой,  по-видимому  мастерица,  в
черном чепце, с измученным нуждою и тревогой лицом; на коленях  она  держала
девочку лет семи, такую бледненькую и крошечную, что ей едва можно было дать
четыре года.
Быстрый переход